— Барт погиб ради этого. И печать… Почему я?
— Барт уже ставил печать, а это право, как ты знаешь, один раз всего дается, — мрачно пояснил Дэн. И переносицу потер, а он всегда так делает, когда злится. — Среди сольвейгов не так много безумцев, как ты думаешь. Люсия — сильная провидица, но не так решительна и совсем не воин. Да и отвыкла она от внешнего мира, нет у нее там поддержки.
— У меня есть, — кивнула я и взгляд отвела.
Барт поступил цинично. Он с самого начала знал, но вот… ненавидеть его не получалось. Злиться — тоже. То ли усталость, то ли понимание: Барт не со зла так поступил. Из необходимости. Наверное, нет в мире больше хищного, который сможет, не побоится. Который пережил столько, что не страшны ему никаких Первые.
— Я могу, — тихо сказал Дэн. — Я не ставил печати, и…
— Нет! Тебе Барт сольвейгов оставил, и ты не имеешь права их бросать.
Я тряхнула головой, утрясая мысли. Принятое решение казалось единственно правильным и логичным. И события сегодняшние: внезапно всплывшее воспоминание, ярость Эрика, уход его — знаки, подтверждающие выбор. Впрочем, видения пророчицам даны, чтобы предотвратить беду. И черта с два я отдам свою жизнь просто так!
Кулаки сжались сами собой, и слезы высохли, покрывая коркой онемевшие щеки.
— Мою судьбу ты не заберешь, — сказала я твердо. — Но вот изменить… — Подняла на него глаза и спросила: — Поможешь?
Дэн на мою задумку отреагировал скептически. Хмурился и поправлял челку, которая методично падала ему на глаза.
— Что об этом думает твой муж?
Вопрос поставил в тупик. И не то, чтобы я к нему не готовилась — вопрос был вполне логичен, но… Воспоминания были слишком острыми. Глаза, в которых обида. Растерянность. Злость через края, готовая вылиться, обрушиться на меня, на мир. Об Эрике думать было сложно.
— Он… — Взгляд отвела, боясь, что Дэн прочтет в них вину. — Я поговорю с ним.
Дэн вздохнул. Руку на плечо положил, и от этого стало легче. И мне бы к сольвейгам, хоть на денек. Посидеть у костра, выпить чаю из алюминиевой кружки, посмотреть, как танцует Люсия. Сбежать? Пожалуй. Жаль, что от себя не сбежишь. А если так, то какая разница, где находиться? К тому же Эрик вернется. Нужно поговорить, выяснить, что теперь будет. Со мной. С нами.
— Ты знаешь, я во всем готов тебя поддержать, но это не тот случай, — серьезно сказал Дэн. — Ты теперь жена, а для процедуры нужно…
— Знаю. Нужен кен.
Кен Влада. Много кена, ведь Гарди — не обычный ясновидец. Первый. Сильнейший из всех. И если до страшной правды Эрик был готов и даже сам предложил, то теперь… Это же я и Влад… Теперь Эрик ни за что не согласится, и, если запретит, я не стану спорить. Не смогу его ранить еще больше.
И умру.
Эта мысль зависла в воздухе, а потом гулко провалилась куда-то в пустоту. Голова все еще болела, на плечи навалилась невероятная усталость.
И потому, как только я вошла в пустую темную спальню, то, не раздеваясь, рухнула в кровать. Снились мне цветы. Распустившиеся лотосы на неподвижной глади озера в хельзе. Рассветное солнце золотило песок. И небо из нежно персикового перетекало в ясно-голубое. Полупрозрачное, как глаза Эрика…
Слезы очень даже можно придушить, если закусить подушку и думать о Первых. Об охотниках, которые вроде и поверили Гектору, но согласились ли с его прогнозами? О том, как найти Гарди.
В реальном мире рассвет был серым. Чертил узоры полупрозрачными тенями. Прятал солнце за сизыми, низкими тучами. Новый день хмурился, будто тоже осуждал.
Эрик так и не вернулся. И первое, что я ощутила утром — одиночество. Безнадежность, которая рождала панику. Хотелось вскочить, позвонить, поехать в город, а если понадобится, то и за границу, чтобы найти его. Попытаться оправдаться.
Глупо…
И каждый раз, когда я брала в руку телефон, не решалась набрать номер. Не знала, что сказать. Да и имею ли право… после всего.
Заставила себя умыться и привести себя в порядок. Признаться, такой усталости я не ощущала давно, с того момента, как узнала о том, что Кира — драугр. Но понимала, что должна. Двигаться. Дышать. Улыбаться даже, хотя улыбка в тот момент была для меня чем-то запредельно трудным.
В гостиной собралось много народа. Роберт и Лара, держащиеся за руки на диване. Молчаливая Лина. Бледная и потерянная Даша, которая, казалось, хотела быть отсюда как можно дальше. Мирослав, хмурящийся и глядящий исподлобья на Алису.
Алиса говорила. Яростно, громко. Слова ее находили отклик у тех, кто ее слушал. Некоторые старались удовлетворение спрятать. Некоторые, как Лина, стыдились его. Мирослав, казалось, был разочарован. И на меня посмотрел осуждающе.
Алиса говорила обо мне. В моем присутствии она, конечно, замолчала, но выглядела при этом жутко недовольной — видать, речь была отрепетирована и требовала слушателей.
Даша поднялась резко, словно мой приход стал для нее поводом это сборище покинуть. Она молча взяла меня за руку и потащила наверх. И уже у