в озеро и проникали, казалось, на самое дно. Зеленый луг оканчивался песчаным пляжем, где медленно прогуливались чайки, выискивая себе еду.

Я повернула голову и посмотрела на Эрика.

— Как?! — только и смог спросить он. На удивленном лице скользило недоверие.

— Так могут сольвейги, — ответила я, сжимая безвольную ладонь. — Настоящие.

Слова кажутся ненужными сейчас, но он смотрит, ждет — объяснений, ответов, на которые у меня нет сил. Но он ждет… он так долго ждал, один, запертый здесь, и я невольно начинаю подбирать слова, чтобы рассказ вышел не путанным. Вспоминаю Божену и ритуал, запах Алана, когда целовала его перед сном. Дом атли, последний закат…

И совсем забываю про дар Эрика.

Вспоминаю лишь, когда он округляет глаза и недоверчиво качает головой.

— Что ты наделала?! Зачем… ты вообще…

— Я пришла к тебе. Ты мой муж, забыл?

— Ты была свободна… Глупая маленькая пророчица… Что же ты натворила?!

— Свободна?! — Я оттолкнула его, ударила кулаком в грудь. Само вышло. От слов его проснулась злость. — Ты действительно думаешь, что после того, как ты… я освободилась? Мне было больно! Я потерялась. Искала — себя, тебя, способы вернуть погибшего от щупалец охотника скади, ведь у вас с кеном все не слава богу! Я видела тебя — каждую чертову ночь! Мне снился пляж, и небо, и дождь. И комната эта темная, мрачная. Твоя спина, и ты ни разу, ни единожды ко мне не повернулся. Закрылся тут, будто если бы я пришла…

— Ты приходила. Каждый день. И каждый день один из этих… убивал тебя. Если я не вмешивался. Сначала я тебя спасал. Раз за разом. Ты улыбалась и уходила молча. А потом я перестал спасать.

— До сегодня?

— До сегодня, — улыбнулся он. — Ты могла быть счастлива там.

— Но я решила быть здесь, с тобой.

— И это, безусловно, уже не исправишь…

У него теплое дыхание. И руки тоже теплые, что весьма кстати, так как моя кожа от холода покрылась противными пупырышками. И мне подумалось, что лучше уж так, ведь у нас целый мир на двоих, и только мы здесь демиурги. До поры.

А дальше… никто не знает, что нас ждет дальше. И это правильно — не знать. Это то, чему меня научил мой дар.

— И что мы будем делать теперь? — тихо спросил Эрик, не размыкая объятий, пока над озером разгорался первый мой здешний закат.

И я с удивлением поняла, что улыбки бывают сладкими. У улыбок здесь карамельный вкус.

Дождь моросил со вчерашнего дня — мелкий, противный. Небо затянуло тучами, словно мутным пузырем, а в самом пузыре проделали дырочки, из которых сыпало ледяной водой.

Конец сентября, а уже так холодно. В этом году зима придет рано, надо полагать. Это хорошо. Защитник мне сейчас нужен, как никогда — на новый источник ушел почти весь кен, а в городе ходят слухи, что охотники с севера пожаловали, рыщут по улицам, прикидываются друзьями. Расспрашивают и уже наверняка выяснили много. Непозволительно много.

Скверно. Если их послал тот, о ком уже почти легенды ходят…

Завтра. Все завтра. Сегодня выспаться и отдохнуть. А потом найти, чем подпитаться.

Я вытащил чемоданы и захлопнул багажник. Подкатил их к стоявшей у крыльца женщине. Моей женщине. Пора бы уже привыкнуть.

— Боишься? — усмехнулся, обнимая ее за плечи.

— Немного, — честно призналась она.

— Ты уже атли. Да и с русским у тебя намного лучше, чем год назад. Справишься.

Она улыбнулась. Нервно, зажато. Совсем не так, как улыбалась в спальне. И как у скади, на диване, поджав ноги и глядя в никуда. Наверное, это меня в ней и задело.

Она умела молчать, слушать, а еще не лезла в душу. Никогда. Как и я к ней. Отличная основа для крепкого союза.

— Так странно, я уже привыкла к…

— Независимости?

— К ненужности, — поправила она.