Сдаваясь, Яр согласно склонил голову.

– Ясно. Только сейчас игры не наши.

Не обращая внимания на брошенную Самарским двузначную фразу, Глаша с новой силой взялась за взбивание чего-то в миске, отдаваясь процессу целиком. Благо, гнев придавал богатырскую силу и выдержку.

В полном молчании Яр с Артемом следили за тем, как Глаша колдует над посудиной, как на раскаленную сковороду ложится первый блин, за ним второй и третий. Чуть успокоившись, она снова обратилась к Самарскому:

– Ты играл ночью?

Яр согласно кивнул, следя за тем, как мастерски она справляется с двумя сковородками сразу.

– Было хорошо, я слышала. Как когда-то… – она говорила коротко, обрывисто, спросила только потому, что думала вчера, что игра ей снится, слишком давно в последний раз Яр садился за инструмент.

– Если хочешь, сегодня поиграем в четыре руки… – Яр попытался улыбнуться, желая задобрить свою первую учительницу игры на фортепиано.

Ему удалось – такое серьезное лицо вдруг расплылось в ответной улыбке, помимо желания самой Глафиры.

– Нет уж, играйте в четыре руки с Сашей. Это… – она бросила многозначительный взгляд на своего несносного любимца, – у вас получается тоже неплохо… – и залилась смехом, вместе с одним из виновников ее вчерашней бессонницы.

Вечером Саша не стала упираться, устраивать истерику и держаться руками и ногами, лишь бы Яр не сделал так, как хотел. Бессмысленно, да и сил на это уже не было. Если он так решил – легче сдвинуть скалу, чем переубедить, а силы ей еще понадобятся. Хотя бы для того, чтобы оградить себя от его желания знать все о Константине Титове.

Открыла Саша глаза в тот момент, когда за Яром закрывалась дверь. Ну что ж, пока изменений она не ощутила. Смена декораций – всего лишь мелочь, не имеющая особого значения. Впервые она оказалась в его комнате и тут… Тут чувствовалось, что помещение принадлежит ему. Мебель темная, почти черная, а вот вся обивка контрастно светлая, как и постель. Большое окно, так же как и во всем остальном доме – за декоративной, но Саша-то знала – достаточно крепкой, решеткой. Комната не обжита, во всяком случае, тут нет ни картин, ни миллиона статуэток, как по всему дому, нет фотографий, кроме одной, на тумбе, с другой стороны кровати. Саша потянулась за ней, просто из любопытства, вряд ли там она увидела бы что-то, способное указать на их местоположение или дать еще какую-то подсказку. На фотографии были изображены мужчина и женщина, им лет по тридцать, может, чуть больше. Судя по качеству карточки и одежде, снимок был сделан в девяностых, фотография цветная, а это в те времена – небывалая роскошь. Мужчина на фото обнимает женщину за талию, а она следит за ним, скосив глаза. Смешная фотография, тогда посчитали бы, что это брак, ведь все должны улыбаться в камеру, но смотря на них непредвзято, Саша подумала, что выглядят они очень мило.

Оказывается, хоть какая-то доля сентиментальности в Самарском живет. Мужчина был очень похож на него, хотя наоборот… Яр похож на отца, Анатолия. А вот как зовут женщину, маму, Саша не знала. В отличие от темноволосого папы, мама у Ярослава была совсем светлой, с чистыми голубыми глазами, унаследованными сыном явно от нее. Вот только смотрит она на мужа не так, как обычно это делал Самарский, заставляя опасаться за свою жизнь под тяжелым взглядом, а нежно, ласково, по-женски. Красивая пара… Саша поставила рамку на место, снова закрывая глаза.

Интересно, а где сейчас его родители? Семья? Кто он вообще? Бизнесмен, неудавшийся пианист, шантажист, что еще? В этих раздумьях Саша снова провалилась в сон, а во второй раз проснулась, когда часы на стене отбивали полдень. Откинув одеяло, девушка отправилась на разведку в ванную. Она не сильно отличалась от той, что примыкала к ее бывшей комнате. Тут тоже не найдешь каких-то особых изысков, унитазов на грифоньих лапах и шестиместных джакузи. Повесив на крючок надетую еще вчера рубашку, Саша стала под душ. Надеясь, что хозяин не отнесется к этому как к воровству, воспользовалась чужим шампунем, гелем для душа. Хотя, ведь собственного в этом доме у нее не было практически ничего… Даже сама она себе принадлежала не всегда. На полке лежала целая стопка одинаковых белых полотенец. Вытянув нижнее, Саша замотала в него волосы. Как-то вдруг девушка поняла, что ее переезд произошел, а вот вещи остались там… И ей теперь не в чем даже прошмыгнуть в прошлую комнату, не то, что спуститься вниз. Если под ее спальней вечно дежурил один из охранников, наверняка, с переездом ничего не изменилось, а вот дать распоряжение перенести сюда ее нехитрые пожитки, Самарский не спешит.

Не лелея особой надежды, Саша все же заглянула в ящики комода, но там ничего, напоминающего вещи для нее, не нашлось.

Меньше, чем прошмыгнуть в таком виде по коридору, ей хотелось, чтобы выяснять, почему она все еще не спустилась, пришла Глафира. Перед ней стыдно. Со странными двузначными взглядами охранников она уже смирилась, а вот перед Глашей было бы и правда неудобно.

Набрав в грудь больше воздуха, Саша надавила на ручку. Выглянула, увидев, что в пределах видимости нет ни души, направилась в сторону своей бывшей спальни. Вот только достичь цели не успела. Кто-то нагнал сзади, схватил за запястье, дернул, разворачивая, а потом толкнул в нишу в стене.

– Ну что, нажаловалась уже любовничку? До или после того, как он тебя трахнул, совершенно добровольно? – Дима навис над ней, как самый настоящий коршун, жаждущий расправы и желательно кровавой.

Саша не ответила, не желая опять его провоцировать, вот только сегодня он в этом и не нуждался.

– Я предупреждаю тебя, дрянь, если ты станешь на моем пути или на пути моей сестры, пеняй на себя. Я раздавлю тебя, папочка даже подсуетиться не