Осознав, что ответом ему так и будет тишина, Яр тяжело вздохнул. Ладно, он почему-то так и думал. Когда ярость чуть отступила, когда понял, что повел себя с Сашей как придурок, почувствовал себя виноватым. Не только из-за своего поведения, но и в том, что случилось. Он найдет того, кто к ней прикоснулся и убьет, в этом – Самарский не сомневался, вот только то, что и его вина в этом есть, понимал так же хорошо. Его вина есть, а вот ее нет…

– Саша… Что он успел сделать? – Яр коснулся поцелуем шейных позвонков, тело покрылось мурашками.

– Ничего, – девушка встрепенулась, понимая, что своими прикосновениями, он просто напросто снова ее гипнотизирует, а этого допускать нельзя. – Не успел ничего.

Она посмотрела Самарскому в глаза, подтверждая слова взглядом, чтоб он не сомневался в ее честности, чтоб поверил, хотя бы в этом.

– Извини. Я не должен был кричать, – он попытался поцеловать Сашу в губы, но она отклонилась.

– Не надо. И просить прощения не надо.

– Потому что не простишь?

– Потому что ты в этом не нуждаешься. Я устала. – Саша попыталась встать, но в последний момент Яр схватил ее за руку.

– Останься, пожалуйста. Я тоже хочу для тебя поиграть, – переводя взгляд с руки на лицо и обратно, Саша долго колебалась. Она не хотела видеть сейчас того Яра, который сжимал до боли ей руки полчаса тому в комнате. Того она ненавидела всей душей. А этого? Просящего остаться с ним? Которого она видела всего раз, но который заставлял что-то внутри переворачиваться? Может ли она отказать этому? Сдаваясь, Саша села обратно. – Спасибо.

Яр положил руки на клавиши, примеряясь, как это делают настоящие пианисты, сжал несколько раз ладонь в кулак, разминая пальцы, и только потом заиграл. Он играл Лунную сонату, наверное, именно так, как ее задумывал Бетховен, все три части, так органично переплетающиеся в единственное целостное произведение.

Если сначала Саша следила за тем, как умело пальцы, будто мотыльки, летают по клавишам, чередую аккорды с трелями, сменяя гаммы и тональности, то потом девушка невольно засмотрелась на исполнителя.

Она сама оказалась на стороне, скрытой тенью, падающей от занавески, а вот на Яра лился лунный свет, освещая силуэт так четко. Он играл не ей, соврал. Сейчас он был где-то далеко, там, где нет места никому, кроме него самого. А ей… Ей лишь посчастливилось иметь возможность подглядывать за ним в замочную скважину. Но и такой чести, она почему-то была уверена, удостаиваются не многие.

Кажется, впервые ей выпала возможность рассматривать его так долго и так пристально, отмечая то, чего не замечала раньше. У него очень длинные ресницы, наверное, в детстве ему завидовали все девочки, и шрам над бровью, неглубокий, но достаточно длинный. А пальцы именно такие, как должны быть у музыкантов – длинные, тонкие, чувственные.

Увлекшись своими наблюдениями, Саша не сразу поняла, что звуки затихли, и они снова погрузились в тишину.

– Почему ты не играешь? – даже наступившее молчание не разрушило созданную ним магию, кажется, тот, другой Яр, возвращаться пока не собирался.

– Я играю… – он смотрел на клавиши, не отрываясь, даже не моргая. – Редко, но играю.

– Ты мог бы стать пианистом, – Саша положила свою руку рядом на клавиши, желая сравнить. Меньше почти в два раза, как и ее собственный талант, по сравнению с его способностями.

– Мог, – Яр накрыл ее ладонь своей, одна из клавиш издала жалостливый писк. – Но уже не могу. Когда мне было шестнадцать, неудачно сломал руку, играя в волейбол, теперь, когда долго играю, пальцы отнимаются.

Саша бросила на мужчину сочувственный взгляд. А ведь может тот перелом разрушил его судьбу… Вместо того, чтобы стать счастливым пианистом, ему вдруг пришлось заняться тем, что кажется таким далеким от услышанного только что.

– Мне очень жаль.

Яр грустно улыбнулся своим мыслям, а потом моргнул, будто возвращаясь откуда-то из далеких размышлений, поднял взгляд на Сашу.

– А ты? Кем хочешь стать ты?

Теперь очередь усмехаться настала для Саши.

– Меня не спрашивают, чего хочу я. Я буду продолжать дело своего отца. Конечно, если ты его не разоришь. – Саша вытащила ладонь из-под тяжелой мужской руки.

– Ты недооцениваешь своего отца или переоцениваешь меня.

Саша не ответила. А вот Яр подумал, что, возможно, это лучший момент, задать вопрос, интересующий его с момента встречи в Киеве.

– А мама? Что думает о такой перспективе твоя мама? – Яр отметил, как лицо девушки моментально окаменело, глаза остекленели.

– Я живу с отцом.

– Я знаю. Но ведь мама должна советовать, одобрять или нет…

– Не моя, – не желая ступать на тонкий лед, открывать душу сейчас, Саша снова встала, и снова была поймана за руку.

Не чувствуя сопротивления, Яр поманил девушку к себе, потянул вниз, устраивая на коленях, лицом к себе.