Саша опешила. Соврал. Если Шутов соврал в этом, то что мешало соврать и о матери? Руки вдруг затряслись.

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто, мне вчера представили его… И он почему-то сказал, что знаком и с вами, и был знаком с родителями…

– Родителями? – Эдуард даже не пытался скрыть удивления. – Нет, ну может, конечно, но я бы запомнил. Да и не стал бы он так артачиться от встреч, хотя… – приложив руку ко рту, Ковальский углубился в собственные мысли. – Нет. Вряд ли я не узнал его, а ведь он был и на похоронах, да и вчера…

– Зачем ему врать?

– Врать? Я не думаю, что он врал. Может, я правда забыл, а может, он что-то перепутал. Черт его знает. А что он еще говорил? – как-то персона Шутова перестала интересовать Эдуарда ровно в тот же момент, как были объявлены результаты тендера. Слишком было много других вещей, достойных внимания, и вот – этот загадочный человек снова появился на горизонте.

– Ничего особенного, много и ни о чем, – Саша улыбнулась, изображая беззаботность, а сама постепенно осознавала, что теперь этот человек волнует ее все больше и больше.

– Странно, действительно странно. Знаешь, наверное, стоит снова попытаться с ним встретиться.

Эдуард встал, направился к столу, порывшись в кипе бумаг, достал толстый блокнот, в котором записывал все свои планы, мысли и любую важную информацию.

Несколько минут они провели в тишине, Ковальский царапал ручкой твердую бумагу, а Саша неуверенно мяла ткань юбки, борясь с собственной трусостью. Она хотела задать еще один вопрос, и ужасно боялась это сделать.

– Эдуард Александрович, я хотела спросить…

– А? – не отрываясь от собственного занятия, Эдуард кивнул, позволяя задать вопрос.

– Вы, ну вы-то знакомы были с моей матерью?

Ручка застыла, оставив слово недописанным, а Сашин неуверенный взгляд встретился с необычайно пристальным взглядом собеседника.

– Конечно.

– И вы… Вы знаете, куда она пропала после развода? – Саша задавала вопросы так осторожно, как только могла. Спрашивать в лоб – было бы заранее проигрышно.

– Она не пропадала, – справившись с собой, Эдуард снова взялся за записи. – Она уехала с любовником в Америку.

Этого Саша не знала. Не знала ровным счетом ничего, начиная с того злосчастного дня, когда отец выгнал жену из дому. Спрашивать у Константина никогда бы не осмелилась, а теперь было уже поздно бояться.

– И что дальше? Она… Вы знаете, где она сейчас?

Ручка стукнулась о столешницу, заставив Сашу невольно дернуться.

– Зачем ты ворошишь это сейчас, Сашенька? – Эдуард был напряжен, явно взволнован, но прикладывал все усилия, чтобы голос звучал мягко.

– Я просто хочу знать.

– Не надо.

– Вы не понимаете, я имею право знать…

– Не надо, Саша, – он никогда до этого не перебивал ее. Всегда выслушивал, старался помочь, дать совет, ответить на все вопросы. – Не тревожь прошлое. Она уехала, сделала свой выбор.

– Но может, она…

– Нет. Я не стану помогать тебе в ее поисках. Выброси эту дурь из головы. Прошло больше пятнадцати лет. Костя сделал все, чтоб ты не нуждалась ни в чем. И он бы не хотел, чтобы ты занималась подобными глупостями.

Глупости… Неужели глупостями он называет поиски матери? Если это глупости, то что же тогда «умности»? Спрашивать это у Эдуарда Саша не спешила. Она всего лишь хотела знать, имеет ли он хоть какое-то представление о судьбе женщины, родившей ее двадцать один год тому, а получила бетонную стену между ними.

– Я просто… Мне было интересно.

– Живи сегодня, Сашенька. Не ныряй с головой в прошлое, там слишком бурное течение, из него сложно выбраться.

– Хорошо, – Саша чуть улыбнулась, отмечая, что Эдуард не смог сдержать вздох облегчения. – Хорошо, я, наверное, пойду. Хочу сегодня еще почитать.

– Конечно! – Ковальский подскочил с прытью юнца, явно почувствовав облегчение от того, что тема закрыта. – Если возникнут вопросы, приходи, Сашенька, или хочешь, я приду к тебе. Это правильное решение, только вперед! И ни шагу назад.

Ее проводили до двери, наградили еще одними теплыми объятьями, ласковым взглядом, а потом закрыли дверь.

Она уже не видела, как Эдуард подходит к бару, наливает себе изрядную порцию чего-то крепкого, осушает ее в три глотка, а потом плюхается на диван, закрыв лицо руками.