так хорошо, как она хотела бы показать. – Не подходи ко мне, – ей почему-то казалось, что как только Яр коснется ее, она снова предаст отца. – Мне нужно позвонить.

– Кому?

– Ты говоришь, что у меня погиб отец, – слова дались легче, чем она думала, он ведь хочет, чтоб она ему поверила, ну она и сделает вид, что в такое можно поверить, – я должна заняться организацией похорон.

– Не должна. Этим уже занимаются.

– Мне нужно позвонить.

– Скажи кому ты хочешь позвонить, я наберу, – чтобы доказать серьезность своих намерений, Ярослав взял в руки телефон.

– Я в состоянии позвонить сама. Ладно. Просто закажи мне такси.

– Ты никуда не уйдешь, Саша, пока, – оставить ее без присмотра сейчас, в состоянии, близком к нервному срыву – нет, на такое он идти не собирался.

– Понравилось играть в заложников? – в голосе девушки было столько яда… Он сделал ей больно тем, что рассказал об отце, и теперь ей явно хотелось отплатить той же монетой.

– Куда ты пойдешь?

– Домой! Черт бы тебя побрал! У меня есть дом, какого ж хрена ты считаешь себя в праве вечно выдергивать меня из моей жизни, а потом запирать?!

– Я не получаю от этого удовольствия, поверь.

– Не верю! Ты извращенец, Самарский, тебе нравится, когда тебя боятся, тебе нравится ломать людей, а потом смотреть на их реакцию. Ты чувствуешь тогда себя кем? Королем мира? Мы не первобытные, Самарский, у нас немного не так люди живут, нельзя бить дубинкой по голове и тащить в свою пещеру! Ждешь, что я буду тебе благодарна? За что?! Да я уже смотреть не могу на тебя! – с каждым словом Саше все больше хотелось вцепиться ногтями ему в лицо. Это он виноват в том, что она не может выбросить из головы сказанные слова об отце! Смотря на него, она то и дело слышит «его не смогли спасти». – Хочешь правду? Помнишь, ты ушел, чтобы поговорить по телефону со своей драгоценной Снежаной? Ненавижу и тебя, и ее! А потом вернулся и лег спать, как ни в чем не бывало. Так вот, я взяла твой телефон. Взяла и позвонила отцу. А потом позвонила еще раз, а ты, как последний придурок, сделал вид, что этого не заметил! Что там ты хотел услышать? Что я буду скучать? Да я бы в любви призналась, лишь бы ты не начал проверять телефон в тот же миг. А потом надо было всего лишь делать вид, что мне есть дело до твоих проснувшихся вдруг чувств… Это твое «я влюбился…», да засунь свое влюбился знаешь куда?! Я ненавижу тебя! Всем сердцем! А чтобы ты не заподозрил, насколько, готова была делать вид влюбленной дуры столько, сколько надо.

Врать ему сейчас было так сладко, собственная ложь и окаменевшее лицо напротив, выражающее ярость вперемешку с горечью, разливались бальзамом по ноющему сердцу.

– Я ведь видела, что ты на меня запал. Скажи, ты просто так оголодал без секса, или тебе нравилось, что я тебя боюсь? Хотя не важно, мне уже не интересно. Надо было сделать не так-то много, чтоб ты потерял свою бдительность. Тебе так просто врать, Самарский!

Пусть он прекрасно понимал, зачем она это делает, что так пытается защититься от всего, сказанного не так давно им, но приятней от этого не становилось.

– Все сказала? – приложив массу усилий, Ярослав придал голосу спокойствия.

– Нет! Знаешь, как мы смеялись с папой, когда я рассказывала ему, каким придурком ты становишься, когда «влюбляешься»? Настоящим придурком, Самарский! Только придурок может отпустить пленницу гулять по двору, зная, что она сбежит в тот же час, как получит свободу. А знаешь, зачем я тянула с побегом? Хотела еще чуть-чуть насладиться наблюдением за тем, как из грозного, такого высокомерного Ярослава Анатольевича, ты становишься практически ручным Славой. И знаешь что, Ярослав Анатольевич меня заводил куда больше, по крайней мере, сопли о своих гребаных чувствах не распускал! – закончив тираду, Саша поняла, что дышит так тяжело, будто пробежала не один километр, щеки пылают, а в висках пульсирует кровь.

– Знаешь, что я хочу сделать? – Яр остался стоять на месте, неотрывно смотря в полные гнева глаза. Сам он тоже вряд ли сейчас выглядел спокойным. – Заткнуть тебя, а потом заставить брать слова назад так, как мы оба знаем, ты больше всего любишь. Знаешь, почему я этого делать не стану? Сегодня ты имеешь право нести ту чушь, которую так рьяно пыталась только что мне донести. Но, клянусь, Саша, если ты еще раз… Я наплюю на все.

– Ты вечно плюешь на все! Мне. Нужно. Домой. К отцу. Что тебе непонятно!?

– Он умер, Саша, – тон Самарского резко изменился, напряженные до белизны скулы расслабились.

– Это ты так говоришь! Почему я должна тебе верить?

– У тебя нет выбора.

– Есть! У меня есть выбор! Отпусти меня, Слава, пожалуйста, – теперь уже и она сбавила тон, сил бороться больше не было, но сдаваться она ведь тоже права не имела. – Пожалуйста.

Он явно собирался сказать что-то другое, что-то важное, но передумал в последний момент: