Нет. Она не сбегала, не приезжала в Киев, не обнимала отца, а потом не чувствовала, как он теряет силы из-за выстрела в спину.

– Нет! – всхлип был ответом ей самой, Самарский застыл в нескольких шагах, молча следя за тем, как сотня эмоций отражается сейчас на ее лице. – Нет. Скажи, что соврал. Умоляю, скажи, что соврал, скажи… – она отступала до тех пор, пока не почувствовала стену спиной.

– Это правда, Саша, прости меня. Это правда.

– Нет! – и снова хотелось кричать ему в лицо, что врет, стереть это выражение скорби, не верить, что холодные голубые глаза могут прожигать душу дотла уже не презрением, а сожалением. – Нет!!!

Стена оказалась слишком слабой опорой, не способной удержать горе, упавшее на плечи. У Саши подкосились ноги, уже у самого пола ее поймал подлетевший Самарский.

– Нет, Слава, умоляю, скажи что соврал, прошу, скажи! – она схватила его лицо в свои ладони, не давая отвести глаз.

– Саша, в него стреляли. У него не было шансов.

– Нет! – девушка чувствовала, если повторять это слово постоянно, то его попытки убедить в противном никогда не достигнут цели.

– Саша…

– Нет! – по комнате разнесся звук пощечины. Желание заставить его заткнуться сейчас пересиливало все доводы рассудка, и то, что она переходит черту, и то, что за такое, нянчится с ней не станут. – Ты все врешь!

– Я говорю правду, – голос звучал убийственно спокойно. – Правду.

– О боже, – Саша опустила взгляд на свои трясущиеся руки, потом посмотрела в такие честные глаза напротив, потом опять на руки, и снова в лицо худшего врага отца, и снова на руки, и, наверное, именно тогда наконец-то поняла, что это правда.

Титов Константин Львович – нерушимая скала, ее вечный, самый сильный в мире, самый уверенный в себе и абсолютно неуязвимый папа… Его больше нет.

То, что было потом – это были не слезы смиренного горя, не красиво катящиеся по щекам солоноватые капли, сцелованные любимым мужчиной. Она забилась в угол, рыдала, задыхалась, проклинала себя, отца, Ярослава, кричала каждый раз, когда он пытался притронуться, закрывалась от его совершенно не нужных слов руками, раскачивалась в такт своего горя. И ненавидела, всей душой ненавидела того, кто принес ей эту весть.

– Ненавижу тебя! – она отползла в сторону, когда Яр в очередной раз попытался приблизиться. – Ты знал, что его машину взорвали, знал, что в него уже стреляли!!! Ты все знал!

– Знал, – Ярослав не видел смысла врать. Знал. Но в отличие от нее, с Титовым все сложней. Ее он может спрятать в глуши, насильно усадить в машину и увезти с места убийства, а у ее отца было право выбора. Он мог сам решать, как защитить себя, и он сделал неправильный выбор.

– Ненавижу! – она захлебывалась собственным горем, таким невозможным, и от кого еще более непереносимым. Никогда Саша не думала, что этот день настанет, он не должен был настать. – Лучше бы я умерла! – как хорошо, что она не успела подняться с пола, падать обратно было бы, наверное, больно. Это были ее последние мысли прежде, чем мир вокруг завертелся, а перед глазами заплясали черные пятна.

Ярослав снова поймал потерявшую сознание девушку, поднял на руки. Он не ожидал, что Саша воспримет новость легко. Это невозможно принять как данность. Слава богу, он успел стереть с ее рук оставшуюся там кровь отца, иначе, что случилось бы с девушкой, ему сложно было даже представить.

– Саша? – он окликнул ее, опустив на кровать. Нет, не слышит. Только дышит прерывисто.

Разрываясь между страхом оставить ее даже на минуту и необходимостью что-то делать, Яр метнулся к телефону.

– Алло, Дима, найди мне врача. Срочно, – Самарский приложил руку к горячему лбу девушки, – потерпи, солнце. Прошу, немного потерпи.

А перед глазами в один миг пронеслись те полтора дня, что предшествовали этому утру…

– Значит по рукам? – Ярослав встал из-за стола, протягивая новоиспеченному клиенту руку. Вот, кажется, и все. Интервенция на новые просторы прошла успешно, осталась сущая мелочь – построить дом. Но это уже не его задача.

Провожал гостей он в отличном расположении духа, бросив взгляд на часы, повеселел еще больше. Справился даже быстрее, чем обещал Саше. И теперь день целиком и полностью их.

– Ну что? – голова Глафиры показалась в прихожей в тот же миг, как за гостями закрылась входная дверь. – Все удачно? – она ловила каждое сказанное Ярославом слово с необычайной жадностью, а он когда-то проронил, что переговоры для него важны.

– Удачно, – мужчина довольно улыбнулся, – а все благодаря твоей стряпне. Они готовы были уйти, так и не дослушав меня, но от десерта оторваться просто не смогли…

– Не подлизывайся, – Глаша пригрозила воспитаннику пальцем, для виду, а сама почувствовала, как щеки розовеют от похвалы, совсем как у девочки.

– Какое тут подлизывание? Чистая правда! – Ярослав сделал вид, что слова няни его просто напросто оскорбляют – уличить его в подхалимаже? Уму непостижимо! – Они вряд ли успели уехать, хочешь, спроси сама!

– Бессовестный! Знаешь ведь, что я половину слов не пойму, а все равно издеваешься! Мало я тебе в детстве била!

– Это правда, Глашенька, мало, – Яр мужественно вынес толчок в бок, а потом и нежные объятья няни.