В его глазах она всегда была болезненной и слабой. Оставалась позади в играх и беге, не умела прыгать через ручейки, не могла залезть на дерево. Насмешки, тычки, обидные прозвища. Никто не возьмёт тебя в жёны, нга. Умрёшь дряхлой безобразной старухой. Старший сын вожака, Нга-Лор, кривлялся и показывал пальцем:

— Что в нашем племени делает это?!

Светоч не дал ей дерзости, как пришедшей позже Нга-Аи, но дал мудрость и терпение. На обвиняющий палец она смотрела с равнодушием, как на высохший сучок, а слова и вовсе не слушала. Только училась тому, что полагается взрослой — готовить, убирать, плести корзины и бусы, потому что знала: наступит цикл, когда Нга-Лор заговорит по-другому.

Да, она всегда знала, что это будет Нга-Лор. Поняла ли это с первым тычком, которым он её наградил, когда маленькие играли в подлеске, воображая себя охотниками, или с первой подножкой, которую он ей поставил, когда они, наевшись чернеца, носились наперегонки вокруг хижины, или с первым обзывательством, когда сухая ветвь гриб-дерева треснула под её ногой, и она, лезшая вслед за Нга-Лором, свалилась, больно ударившись о землю, и с тех пор обходила стороной все деревья, но знание оказалось правдой: спустя дни и дни он указал Нга-Лоту на неё, уже выросшую, с гривой тёмных пушистых волос, окутывающих плечи, как драгоценный мех, тонкую и гибкую, умелую мастерицу, и сказал:

— Вот моя жена.

Вожак одобрительно кивнул.

— Тогда ступай к Яме.

Первой бедой было то, что для Нга-Лора «жена» значило «вещь». Нга-Эу узнала это на своей шкуре — по ссадинам и синякам. Но он улыбался широко и ярко, и высвистывал для неё на косточке веселые и печальные песни, и в приливе грубоватой нежности сгребал на руки, и был дорог ей, и она хотела маленького — от него и для него. Но вторая беда, остаток проклятия Ямы, не давала ей сделать Нга-Лора счастливым.

— Тебе — ещё два цикла, — сказал он ей, когда беда стала очевидной для всех. — Жизнь коротка. Я не могу оставить племя без наследника.

Нга-Лор смотрел на брата, который чистил для Нга-Аи спелый плод. Они сидели рядом, на раздумном бревне, когда-то предназначавшемся для бесед с воспитателем, а позже прочно занятом уковылявшим сейчас куда-то Нга-Тетом. Бревно было ладное и высокое, хоть и рыхлое, чуть подгнившее, и с него хорошо просматривалась тропа в бор, чтобы приветствовать возвращающихся охотников и собирательниц и ворчать, что старик тут зачах от скуки и голода, а молодые с едой не торопятся. Сидели, не касаясь друг друга локтями и плечами, но так хорошо и правильно, как будто уже были супругами. Нга- Лог закончил чистить, церемонно, соблюдая приличия, вручил плод, капающий светлым соком, и отстранился, но не смог скрыть радости, когда Нга-Аи с явным удовольствием вонзила в мякоть клыки. Она единственная из нга не ела мясо. Нга-Анг когда-то пытался искоренить эту причуду, но безуспешно.

— Ты не лесь, чтобы жевать ветки. Покажи мне свои клыки. А теперь потрогай их. Чувствуешь? Такими надо обгладывать не кору, а кости!

— Не хочу.

— Твоя неправильность грозит твоим маленьким. Родятся больные.

— Нет. Родятся такие же, как я.

— В этом нет ничего хорошего.

— Когда-нибудь из них выйдет племя, дружащее со всеми зверями и нга, а не убивающее их для еды. Не убивающее вообще. Им не нужны будут ни камни, ни копья. Когда-нибудь, обязательно.

Нга-Лот, услышавший разговор, рассмеялся.

— Невозможно! Мир жесток. В нём выживает тот, кто сражается. Он волен съесть врага; волен бросить его в овраг гнить и обрастать мхом. Или первое, или второе, потому что иначе — смерть. Обнимать можно только родителя или маленьких. Захочешь обнять мир, и он тебя сожрёт.

— Я не верю, — отвечала Нга-Аи, предварительно попросив разрешения у вожака на слова.

Теперь, много циклов спустя, она просила разрешения у него, Нга-Лора. И одно из них, дерзко звучащее как уже решённое дело, раздражало нового вожака, словно колющий глаза песок:

— Когда печаль пройдет, я стану женой Нга-Лога. Когда появится наследник, я тоже рожу маленьких. Когда маленькие подрастут, мы с ними уйдем за Гору, чтобы жить в племени моего родителя, как я хотела раньше. Да?

— Может быть, — бормотал Нга-Лор. — Может. Ещё два цикла.

Но больше всего его раздражало, что Нга-Лог предлагал ему отвести Нга-Эу к шаману.

— Возможно, тебе тоже надо сходить.

Старший вспыхивал и сердился.

— Это — проблема женщины, а не мужчин! Спрашивать у шамана — непристойно. Мы будем отдавать Нга-Эу все сердца, которые добудем на охоте, потому что сердце — единственное, что дозволяют правила.

Нга-Эу думала, что наследника племени смогут дать Нга-Лог и Нга-Аи. Но, смотря на мужа, уверилась: он не допустит.

— Вожаком должен быть старший. Это правила, — Нга-Лор исподлобья смотрел на Нга-Тета. — Если, конечно, он не увечен. А у старшего должен быть маленький. Наследник. И это — правила тоже. Я здоров и силён, а потому не собираюсь уступать своё место. Два цикла, Нга-Эу. Ещё два цикла.