вбок. Такой полог, плотный, намного лучше, чем тонкий и сплетённый из трав: через него не задувает ветер, не проберутся насекомые. В хижине становища он бы пригодился… Снова стены, снова пространство, длинное, светлое, а на стенах — другие пологи, и воздух тоже сухой, как скребущее ощущение в горле. Где искать шамана? Нга-Лог решает идти на звуки.

За первым же пологом, полуоткрытым, что-то шумит и бряцает, но никого нет — только острый, едкий сладковатый запах, несколько крупных, по пояс Нга-Логу, белых камней, и в одном из них, с прозрачным глазом посередине, вертятся и летают, омываемые мутной водой, всполохи разноцветного. Тесная тёмная маленькая хижина внутри хижины большей — Нга-Лог заглядывает, морщит нос на запахи и возвращается. Он явно подсмотрел какой-то ритуал, но ничего в нём не понял. За вторым пологом стоит гул, нудный и громкий. По стенам бегут разноцветные лозы и тянутся к непонятному нагромождению, в котором вспыхивают, как светли или глаза, многие огоньки. Следующие несколько пологов не убираются — сцеплены со стеной, закрыты, и Нга-Лог напрасно ковыряет выпуклости, ожидая, когда щёлкнет. Откуда-то пахнет едой. Пустой живот урчит — голодно, но без разрешения шамана лезть в его припасы не годится. Мягкий свет падает на стены впереди. Он огнистый, словно пламя очага, но не такой густой и не жаркий. Там ещё один полог, он убран, и Нга-Лог, заглянув, видит лежанку, застеленную песочного цвета шкурами, широкую шкуру на полу и множество причудливых вещей — висящих, стоящих и лежащих, плетёных из веток, сделанных из дерева, слепленных из листьев и коры и украшенных неизвестными знаками. Прозрачных, словно бы из застывшей воды, и тех, которым Нга-Лог не может подобрать определений и сходств. Огонь тепло горит в большой чашечке цветка. Сбоку от него ровно держится лист, а с листа на Нга-Лога смотрят лица.

Он пугается. Это духи, и они расскажут шаману, что тот, кому он дал кров и помог с раненой ногой, забрёл, куда не следовало, опорочил доверие. Складывает ладони, кланяется — не надо! Лица неподвижны. Глядят, но не видят. Похожи на отражения в ручье, если смотреться туда всем становищем сразу, или в Светоче. Нга-Лог решается подойти поближе. Босые ступни его тонут в мягкой шерсти большой шкуры. На листе он узнает шамана. Здесь он без лика Большого, скалится добродушно, показывая сточённые клыки, и отчего-то его кожа совсем светлая, без полосок, а глаза не пышут, как ночью — просто зелёные, какими он видел их у Горы. Рядом стоит мужчина: его волосы белы, словно кость, взгляд строг, а лицо пересекают шрамы, как у храброго воина, и выглядит он несомненным старшим и вожаком. Двух женщин Нга-Лог рассматривает отдельно, внимательнее. Светловолосая такая же красивая, как Нга-Аи, и такая же улыбчивая. Голову второй будто окутывает огонь. Она кажется очень сильной и очень жестокой. Все — двуглазые, одного роду-племени, какого-то дальнего, неизвестного, наверняка шаманского. Нга-Лог не удивился бы, узнав, что ворожить и дружить с духами они умеют одинаково. Но он не заметил ничего такого в пришлом чужаке. Тот, даже если их родич, всё равно вырожденец. Толку-то его спасать?

Лица похожи на тотемы старых. Ещё родитель показывал найденный им у самой Ямы кусок тёмной коры: женщина и её маленький в длинных поблекших шкурах. Позже он сжёг тотем, чтобы чужие души нашли успокоение. Нга-Лот полагал, что старые племена делали такие тотемы с целью обитать в них после своей смерти, не зная, что отдать душу Светочу правильнее. Старые, глупые, дикие — что с них взять…

Может быть, шаманское племя хранит свои жизни так же. Но их дар важен — гадать и предсказывать. Значит, и жизни важны, чтобы не пропало за многими циклами тайное умение, значит, понятно, отчего шаман живёт на Горе так долго. Нга-Лот говорил, что его собственный родитель был ещё маленьким, когда шаман пришёл. Кто знает.

Громкая речь слышна впереди и сбоку, чуть приглушённая стенами. Шаман разговаривает с кем-то. С духами? Тон у него недовольный. Нга-Лог поджимает уши. Шаман узнал, что он шарился там, где не было разрешено — скорее всего, в тёмной норе, где внутри белого камня вершилось-кружилось таинство. Накричит, накажет. Велел ведь спать… Нга-Лог хромает на звук голоса, не забыв притворить за собой полог. Лучше сам сейчас пойдёт и повинится. Он же разумный, ему любопытно, а тут столько нового и незнакомого…

Шаман возится в окружении разновеликих лоз и камней и разговаривает сам с собой, ворча под нос. Камни трещат и стрекочут. Слышит шаги, оборачивается. Он без привычных свободных шкур, и вид у него напряженный, собранный, выдающий то, что шаман занят сейчас каким-то сложным делом.

— А, кот. Что такое? Не спится? У меня тут с сигналом беда — не вижу изображение… Стой!

Нга-Лог спотыкается о толстую лозу, ползущую по полу, словно гад, и неловко выставляет руки, чтобы не упасть. Опирается о широкий камень с наростами и огоньками. Одна ладонь нажимает на круглый, крупный, цвета крови — нарост вдавливается внутрь, и за стенами, снаружи хижины, что-то ревёт и трубит, как десяток лесей, вместе взятых.

Человек, вырванный рёвом из сна, открыл глаза и среагировал инстинктивно — поймал запястье руки, уже проделавшей половину дороги к его голове. Нга-Тет зашипел от разочарования.

— Развлекается он, — тоже услышала звук рыжеволосая. — Гоняет волков. Или — беда? Милая, ты-то чего…

Нга-Эу, бросив корзинку, распласталась на земле. Светли просочились сквозь щель сдвинутой крышки и рассеялись по колючнику.