– Значит, ты сделал меня лжецом на одну пятидесятую процента? – пожаловался Бэбкок. – О’Тул, зачем я только тебя взял?
– Затем, чтобы кто-то считал за тебя арифметику, – с достоинством парировал ассистент.
Пэт сказал мне, что не хочет, чтобы я присутствовал при операции, но я все равно явился. Я заперся в своей каюте, чтобы мне никто не помешал, и подключился к нему. Он, вообще-то, не протестовал – когда я с ним заговаривал, он отвечал, – и чем ближе была операция, тем больше он говорил… беспечная болтовня обо всем и ни о чем. Меня это не обманывало.
Когда Пэта покатили в операционную, он сказал:
Пэт дошел до семи, и я считал вместе с ним. Тем временем меня все больше и больше охватывало невыносимое напряжение и страх. Теперь я понял, что Пэт, возможно, все это время был уверен, что не выйдет из наркоза. На счете «семь» он сбился, но его мозг не замолк. Возможно, те, которые стояли вокруг операционного стола, считали, что он потерял сознание, но я-то знал, что это не так; он был заперт внутри и кричал, кричал, чтобы его выпустили.
Я крикнул ему, и он отозвался, но мы не могли найти друг друга. А потом я сам оказался в этой ловушке, заперт, потерян, сбит с толку, так же как он, и оба мы растерянно метались во тьме, холоде и одиночестве того места, куда приходит смерть.
А потом я почувствовал, как нож рассекает мою спину, и закричал.
Следующее, что я помню, – это несколько лиц, плавающих надо мной. Кто-то произнес:
– Доктор, он, кажется, приходит в себя. – Этот голос не принадлежал никому, он доносился откуда-то издалека.
Потом осталось только одно лицо, и оно спросило:
– Тебе лучше?
– Пожалуй. А что со мной случилось?
– Выпей это. Вот, я приподниму твою голову.
Когда я снова пришел в себя, то воспринимал окружающее уже гораздо лучше и сообразил, что нахожусь в корабельном лазарете. Здесь же находился доктор Деверо, он смотрел на меня.
– Ну что, молодой человек, вы решили к нам вернуться?
– Откуда вернуться? Доктор, что случилось?
– Точно не знаю, но ты показывал классическую клиническую картину пациента, умирающего от послеоперационного шока. К тому времени как мы взломали твою дверь, ты зашел уже очень далеко и доставил нам много хлопот. Ты сам-то можешь что-нибудь про это рассказать?
Я попытался думать и вдруг вспомнил. Пэт! Я окликнул его:
Ответа не было. Я попробовал снова, но он снова не ответил, и тогда я понял. Я сел в койке и с трудом выдавил:
– Мой брат… он
Доктор Деверо сказал:
– Чушь! Успокойся. Ложись. Он жив… если только не умер за последние десять минут, в чем я сильно сомневаюсь.
– Но я не могу с ним связаться! Откуда вы знаете? Я же говорю вам – я не могу с ним связаться!
– Слезь-ка со стенки. Знаю, потому что все утро следил за ним через вахтенного телепата. Он спит после восьми кубиков гипнала, потому ты и не можешь его добудиться. Сынок, я, наверное, идиот – да что там, я точно идиот, предупреждаю тебя: держись от меня подальше – ведь я же давно имею дело с человеческим мозгом и мог сообразить, хотя бы приблизительно, что случится с тобой при этих обстоятельствах. Меня немного извиняет только то, что с такой ситуацией я сталкиваюсь впервые.
Я немного успокоился. Если Пэта накачали снотворным, то было понятно, почему я не мог его разбудить. Направляемый вопросами доктора Деверо, я
