«Асгарде», но они, конечно же, правы. Как же можно служить младшим офицером на корабле, капитаном которого ты только что был?! А помощник астронавигатора на «Королеве Елизавете» – тоже очень хорошее назначение; все говорят, что «Лиззи» – корабль что надо.

А к тому же не у каждого молодого «пэ-а» есть на счету новая конгруэнтность – ее как раз сейчас исследуют. Так что не на что ему тут обижаться. Его даже не слишком напугал огромного размера штраф, наложенный на него Советом гильдий, и официальное взыскание, внесенное ему в трудовую книжку. Самое главное – ему разрешили остаться в космосе, а взыскание это записано рядом с благодарностью за конгруэнтность «Хендрикс».

Но хотя никто не оспаривает справедливость наказания – он, конечно же, заслужил его, – все равно гильдии организованы неправильно. Законы должны давать каждому свой шанс. Когда-нибудь у него будет достаточно высокое положение, чтобы попробовать что-нибудь с этим сделать.

Ну а тем временем, если он здесь еще засидится, придется, наверное, покупать это такси. Макс поднялся и пошел по склону вниз. Вертолет был перед домом, летчик-таксист стоял рядом с машиной и смотрел на огромный свежевырытый котлован Миссури-Арканзасской энергетической стройки. Полей, где Макс недавно трудился, уже не было, выемка доходила почти до самого их двора. Дом пока еще стоял, но дверь висела на одной петле, а кто-то из ребятишек перебил все стекла. Макс смотрел на дом и думал, где могут сейчас быть Моу и этот парень, за которого она вышла замуж. Не то чтобы это слишком его волновало, да и в Клайдовских Углах, похоже, ни одна собака этого не знала. В конторе ему сказали, что Моу забрала свою половину государственной компенсации, после чего эта парочка покинула город.

Вполне может быть, что деньги у них уже кончились, – половина Макса разошлась полностью, даже на весь штраф не хватило. Если они без гроша, вполне возможно, что Монтгомери придется-таки заняться какой-нибудь честной работой – не такая Моу женщина, чтобы позволить мужчине бездельничать в то время, когда у нее нет денег. Макс подумал про это с удовольствием; он считал, что у него есть счеты с Монтгомери, но Моу, возможно, сама хорошо с ним рассчитается.

Таксист повернулся к нему:

– Мощная штука будет, когда они закончат. Вы уже отправляетесь, сэр?

Макс бросил последний взгляд вокруг.

– Да, у меня здесь все.

Они забрались в кабину.

– Куда? Назад в Углы?

Макс поразмыслил. Деньги, конечно, надо экономить – но какого черта, после следующего рейса у него наберется их порядочно.

– Нет, летим в Спрингфилд, а там высади меня на станции южного направления магнитной дороги. Хорошо бы поймать «Копье».

Если успеть, он еще ночью будет в Земпорте.

Если верить биографиям, в земном пути избранников судьбы все спланировано с самого начала. Наполеон уже босоногим корсиканским мальчишкой прикидывал, как он будет править Францией, примерно то же самое происходило и с Александром Македонским, а Эйнштейн, так тот прямо в колыбели бормотал свои уравнения.

Может, так и есть. Что касается меня, я ничего не планировал и жил, как живется.

Когда-то давно я видел в одной старой книге, принадлежавшей моему прадедушке Лукасу, карикатуру, на которой был нарисован человек в вечернем костюме, прыгающий с лыжного трамплина. С видом потрясенным и неверящим он произносил: «И как это меня сюда занесло?»

Очень хорошо понимаю его ощущения. И как это меня сюда занесло?

Меня и рожать-то не собирались. Не облагаемая налогом квота для нашей семьи была трое детей, а тут появился такой роскошный подарочек, состоявший из моего брата Пэта и меня. Мы были огромным сюрпризом для всех, а особенно – для моих родителей, моих трех сестер и налоговых инспекторов. Не помню, было ли это сюрпризом и для меня, но самые первые воспоминания связаны у меня со смутным ощущением, что меня тут не очень- то ждали, хотя, если по правде, папа, мама, Фейт, Хоуп и Чарити[15] относились к нам хорошо.

Вполне возможно, папа не лучшим образом повел себя в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах. Многие семьи получали дополнительную квоту или договорившись с какой-нибудь другой семьей, или как там еще, особенно в тех случаях, когда не облагаемый налогами лимит был исчерпан сплошными мальчиками или сплошными девочками. Но папа был упрям. Он считал этот закон неконституционным, несправедливым, дискриминационным, противным общественной морали, а также воле Божьей. Он перечислял великих людей, бывших младшими детьми в многодетных семьях, начиная с Бенджамена Франклина и кончая первым губернатором Плутона, а затем требовал ответить ему на простой вопрос: где было бы человечество сейчас, если бы не они? – после чего маме приходилось его успокаивать.

Возможно, папа был прав, ведь, помимо своей профессии микромеханика, он разбирался во всем на свете, особенно в истории. Он хотел назвать нас в честь двух героев американской истории, а мама – в честь своих любимых художников. Вот таким-то образом я и оказался Томасом Пейном