– Возносящий Ирет, у меня действительно неспокойно на душе.

– Могу я облегчить твою участь разговором или молитвой, дитя Ардена?

– Мое имя Массимо, возносящий.

Жрец стоял и молча глядел на Массимо. Доброжелательно и спокойно. Казалось, в его глазах кроется целый океан, который не взволнуешь мирскими дрязгами. Да, на поверхности могут бушевать бури и тонуть корабли, но в глубинах его очей, как и в морских пучинах, царил покой. Этот возносящий искренне верил в Ардена и в дело, которому служит, и потому его душевное спокойствие было незыблемо.

И Массимо решился.

Его не уговаривали, не убеждали, он просто хотел… облегчить душу? Вот уж грузом на нее эти убийства не лягут.

А что тогда?

Массимо и сам не знал.

– Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче?

Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейках была брошена пара подушек, чтобы было не так жестко сидеть – все было сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим.*

* в мире Рамтерейи нет исповедален, как таковых. Считается, что душу можно открыть, только глядя в глаза Ардена или посредника между тобой и Арденом – жреца. Любого. И лучше это делать в удобной обстановке. Ведь дети не должны стоять на коленях перед своим отцом, родителям не под душе рабская покорность. Прим. авт.

Возносящий опустился на одну скамью, Массимо на вторую… и бухнул, как в прорубь.

– Я собираюсь убить несколько человек, возносящий. И уже убил.

Массимо не ошибся в жреце, тот не повел и бровью. Разлил по чашкам травяной настой, повел рукой в сторону вазочки с медом, предлагая добавить по вкусу, и только после первого глотка поинтересовался:

– Надеюсь, они это заслужили?

– Возносящий, вы же знаете, что в нашем городе есть те, кто поклоняется Ириону.

– Знаю, Массимо. И мне горько, что мы не можем их найти.

– Вы – не можете.

– А ты нашел? – взгляд жреца стал острым.

– А они убили мою племянницу.

– Вот как… А ты взял кровь за кровь?

– Да, возносящий.

– И не раскаиваешься.

– Нет.

– И…

– И собираюсь довести свое дело до конца.

– Благословения ты не просишь, это понятно. В оправдании не нуждаешься. А я все же попеняю тебе, Массимо, – возносящий даже покачал головой. – Ты неправ в самом главном.

– Вот как? – Массимо не удивился. Конечно, надо прощать, но все же… Он надеялся, что этот возносящий – более порядочен, чем другие. Или не станет говорить казенными избитыми храмовыми фразами? Массимо не знал, но чувствовал горькое разочарование.

– Ты думаешь, что я начну укорять тебя за пролитую кровь? Нет, Массимо, ты неправ в другом, – возносящий словно мысли читал. – Скажи, если бы эти звери, а те, кто творят такое с невинными девушками, хуже зверей, они просто хищные кальмары, коих надо нещадно уничтожать, чтобы не извели они жизнь в великом океане, не тронули твою племянницу, ты бы ополчился на них?

Массимо подумал.

– Не знаю. Пока прилив не нахлынет, человек штаны не подвернет.*

* аналог поговорки 'пока гром не грянет…', прим. авт.

– В этом ты и неправ. То, что ты сейчас желаешь остановить эту нечисть – дело богоугодное и правильное. Я бы предложил тебе помощь, но вижу, что ты ее не примешь. Может быть, деньги?

Массимо подумал.

– Будь мне лет на двадцать поменьше – обязательно отказался бы.

Возносящий хмыкнул и отстегнул от пояса кошелек.