Страдания были очень убедительными.

Таламир растрогался и пообещал постараться чуть позднее. Получил благодарный взгляд и слабую улыбку страдания от жены – и довольно приосанился. Вот он какой!

Мужик!

А что с первого месяца не получилось, так дело житейское! Ребенок не пчела, на мед не подманишь!

Алаис ехала в столицу.

Таламир, хоть и скрипел зубами так, что эмаль сыпалась, но от королевского приглашения не отказываются. Пришлось ему собираться, грузить супругу в карету и отправляться в столицу. С облегчением вздохнул весь Карнавон.

Крестьяне – ушла хотя бы часть войска, а оставшуюся всяко было легче содержать.

Рыбаки – по той же причине.

Замковая прислуга.

Управляющий – тот вообще готов был лично все упаковать, лишь бы хозяева быстрее уехали. Таламир смотрел зверем, а Алаис, чувствуя, что домой вернется не скоро (домой!?), да и вернется ли, засыпала мужчину кучей наставлений и указаний. И попробуй, не выполни, когда монтьер Таламир готов подтвердить каждое. Кнутом поперек хребта!

Спустя неделю после получения письма, кавалькада из нескольких карет и большого количества солдат отправлялась в путь. Алаис глядела из окна на Карнавон, и думала, что не хочет расставаться с этим замком. Нет, никак не хочет.

Все же она вернется сюда, рано или поздно. Вернется победительницей, и никакой Таламир ей в этом не помешает!

Королева?

Так и она не вечна! Все мы смертны, а власть имущие – особенно!

Алаис не задумывалась, как она это сделает, просто частичка ее души была намертво прикована к Карнавону.

Дом.

Первый и единственный дом Алаис в этом странном и жестоком мире.

Единственным положительным моментом в путешествии Алаис стала остановка в таверне. И бродячий менестрель.

Пел он откровенно плохо, баллады были такие, что Алаис мгновенно успокоилась за свой репертуар – лучше плохая рифма, чем вообще никакой. Белый стих – наше все.

А уж подогнать строчки под размер, там вставить слово, тут выдернуть – это Алаис могла. Работа у юриста такая – со словами. Песни раньше переделывать тоже приходилось, кстати. Когда поздравляли кого-нибудь, и переделывали очередной хит эстрады, например 'Шоколадного зайца' или 'О боже, какой мужчина, мы хотим от тебя сына, а потом потребуем дочку. Чтоб каждой – и в точку'.

Мало смысла?

А то в эстрадных песнях его больше!

И вообще… Были вещи, которые Алаис знала, и декламировать их под музыку было откровенно выигрышно.

Александр Сергеевич Пушкин и его сказки в стихах – почитаешь племянникам, так поневоле запомнишь, Ершов, Филатов для более взрослой аудитории – да много чего можно нарыть в памяти современного россиянина.

Главным было другое.

Алаис увидела – и поплыла практически на небеса.

Гитара.

Правда, с другой формой корпуса, с восемью ладами и пятью струнами, но – гитара!

Родная!

Настоящая!

Пусть менестрель владел ей не слишком хорошо, пусть услышав его пение, удавились бы даже поп-мальчики, но главное – было!

Гитара!

Порывшись в памяти Алаис, Таня узнала, что инструмент называется гаролой, и они бывают разные. Правда, для аристократок это считается зазорным, но… не все ли равно?

Алаис смотрела на инструмент таким влюбленным взглядом, что даже Таламир занервничал и крепко сжал руку супруги.

– Алаис…

Второй влюбленный взгляд достался супругу.

– Монтьер, – таким голосом говорила когда-то Таня, выпрашивая себе норковую шубку. – Я хочу ее!

– Кого? – искренне опешил мужчина.