Мирль пришла в себя в уединенном домике в лесу. И удовольствия ей пробуждение не доставило. Не было ни бокала вина в кровать, ни сладостей, были весьма недружелюбно глядящие на нее наемники и их предводитель, с безжалостными глазами.

Впрочем, Мирль не отчаивалась. И не из таких бед выворачивалась. А если что…

На крайний случай всегда есть средство. Просто не хотелось бы умирать сейчас, но если понадобится… о ее внуках позаботятся, а она уже старая, она уже пожила.

Над женщиной склонился тот самый кареглазый мужчина.

– Пришла в себя? Это хорошо. А теперь слушай, тварь. Моя мать – Вальера Тессани.

Так она выжила?

Но Мирль не прожила бы столько, выдавай она себя хоть жестом, хоть дрожанием ресниц, хоть взглядом. Поэтому она воззрилась на Луиса Даверта и недоуменно замычала. Кляп говорить мешал.

– Сейчас я кляп выну, – усмехнулся красавчик. – И если будешь лгать…

Кляп вынули. Мирль пошевелила челюстью, разминая затекшие мышцы, и заговорила.

– Тьерина Тессани должна была прийти ночью. Что с ней случилось?

– А почему ты решила, что с ней что-то случилось?

– Иначе она пришла бы сама.

Луис задумчиво кивнул.

– На нее напали. Что ты об этом знаешь?

– Пока ничего. Могу узнать.

– Можешь?

– Моя работа – собирать сведения.

– О ком ты их собирала для матери?

– О герцоге Карста.

Мирль не юлила. Собственно, она говорила чистую правду..

Пока она ничего не знала о нападении. Ни кто, ни когда, догадывалась, что оно случится, но исполнителей тьер Эльнор нашел сам. В остальном же…

Внешне их ничего не связывало, оставалось убедить в своей непричастности Даверта.

– И что набрала?

– Странное с ним что-то, монтьер, – пожала плечами тетушка Мирль. – Слуги говорят – не от мира сего. Художник, творческая личность…

– и только?

– Кисти с красками ему милее девок! Часами с ними просидеть готов, а смазливых служанок и не тискает. Недаром герцог его женить хочет – авось, образумится. С молодой-тио женой интереснее.

– А еще что? Вино, травка, друзья…. может, ему не жена нужна, а приятели? Чтобы зады повторять?

– Нет. Этого точно не было. Живет себе отшельником, картинки малюет. Кстати, говорят, красивые.

– Понятно. А про мать мою ты кому рассказала?

Мирль замотала головой, мол, не рассказывала, но видела, уже видела, что Луис не поверил.

– Никому, монтьер, вот Арден свидетель! Никому.

– Врешь.

– не вру!

– я тебя предупреждал, что будет, если будешь лгать?

– не лгу я! – праведно возопила Мирль.

Не верили, ей попросту не верили, и она это отлично понимала. Луис качал головой.

– Знаешь, что с тобой сделают? Сначала…. тут десять человек. Я ни причащаться, ни наблюдать не стану, я брезгливый. А вот они тебя опробуют. Думай сама, на что ты будешь похожа. И это только начало. Я тебя убивать не стану, ты долго будешь жить, очень долго, и каждую минуту жалеть об этом…

Мирль зашипела бешеной кошкой.

– пугать он меня будет? Да пошел ты, щенок!

– Я-то пойду. А они – останутся, – нехорошо усмехнулся Луис. – Ну!?

Мирль ответила короткой тирадой, в которой желала Луису залезть обратно в живот своей матери, протухнуть там и сделать еще кое-что совершенно противоестественное.