Придавят по-тихому, снимут одежду и украшения и спрячут труп.

Что ему стоит?

Плюнуть на все, пройти мимо…

Нельзя.

Массимо похлопал ладонью по щекам женщины.

– Тьерина…

Медленно, очень медленно Вальера пришла в себя. Достаточно, чтобы назвать свое имя и сказать, куда идти. И Массимо пошел.

Проклиная все на свете, ругаясь последними словами, все же пошел по улицам Тавальена, повинуясь прерывистому голосу женщины.

Пару раз Вальера теряла сознание от боли, Массимо останавливался, приводил ее в чувство и шел дальше. Со стражей общаться не рвались ни он, ни она. Вальера понимала, что Эттана не любят. Чья рука нанесла ей рану – неизвестно.

А еще – ей нужно домой.

К детям и Эттану.

Не в стражу, нет. Там сожрут ее последнее время, а у нее и так его не осталось!

Даже перед особняком Тессани у Массимо было желание положить женщину на землю, постучать в дверь и удрать..

Не смог.

Вспомнил Маришку – и не смог.

А сейчас темно-карими глазами на него смотрел молодой мужчина…

Нет, не был Луис Даверт даже отдаленно похож на романа Шерната.

Ничего общего.

Тьер и сын кузнеца. Волк и ёжик. Никакого сходства, кроме одного.

Роман потерял любимого человека.

Луис… он еще не потерял мать, но мужчина уже понимал, что Вальера умирает. И знание кровавой меткой легло на его чело.

Такие разные, и такие похожие…

Боль уничтожает все различия. Вообще все.

И нет мучительнее боли, чем боль потери близкого человека.

Массимо вздохнул и пожал протянутую ему руку.

Луис разглядывал стоящего перед ним человека.

Не слишком высокий, темные волосы с проседью, крепкий, словно гриб-боровик, грубоватые черты лица, широкие плечи, сильные руки…

– Наемник?

Убийца?

Вряд ли тот, кто ранил его мать, рискнул бы принести ее в родной дом, но мало ли?

– Был наемником. Потом торговал. Теперь вот… пришел в Тавальен.

Массимо отвечал не то, чтобы охотно, но людям надо было знать, кого они пустили в свой дом.

– Зачем? – Луис смотрел прямо в глаза Массимо, но взгляд мужчины был спокоен и безмятежен.

– Я остался один. Мои близкие умерли. Хочу помолиться за их души. Потом, может быть, найду для себя монастырь. Или не найду, – Массимо пожал плечами. – Денег у меня нет, работать я долго не смогу… не лучшее приобретение.

Луис прищурился.

– Идти тебе некуда?

– Я искал таверну или доходный дом.

– Сегодня можешь переночевать у нас. Утром я с тобой побеседую.

– Я дождусь, – кивнул Массимо.

– Ты никого не видел, когда нашел маму?

– Если бы видел, прибил бы, – Массимо произнес это с такой искренностью, что Луис поверил. Просто поверил, что это – не убийца.

Что бы не перенес стоящий перед ним мужчина, это оставило в нем свой отпечаток. Болезненный, жестокий, словно клеймо выжгли.

Он может убить, и убивал, но не сегодня, нет. И… он не станет убивать женщин. Луис ощущал это обострившимся чутьем хищника.

Это – не тот.

Но когда Луис доберется до горла убийцы своей матери…

Мужчина тряхнул головой и видение окровавленного тела, от которого медленно отрезают по кусочку, чтобы скормить акулам, исчезло.