Наверное, вас не кормят, если вы картошку у меня воруете?!» Немцы, очевидно, решили, что раз баба кричит, значит, она права! Поворчали немного и ушли. Я — к вальтеру. Откапываю руками землю — лежит. Тетка увидела, вытаращила глаза: «Я-то думала, ты о моей картошке беспокоишься, а ты…» Смотрю, а сама довольна: как-никак немцам жрать не дала, да и вальтер спасла.

Юрек вынул из кармана около десятка патронов — все, что у него было.

— Возьми! — сказал он Лёлеку. — За него не жалко. — И погладил рукоятку пистолета. — Что слышно в Островце? — обратился он к Богусю.

— Быстрый в отряде, Дядюшка и Антек занимаются своим делом. Говорят, что скоро назначат нового командующего округом.

— А как дома? — робко спросил Юрек.

— Дома, как до…

Неожиданный выстрел прервал его на полуслове. Подбежали к окну. Вдали за деревней медленно опускалось облако пыли. На минуту им показалось, что со стороны Опатува донесся гул мотора автомашины. Затем все смолкло. Спустя некоторое время прогремели еще три выстрела.

В избу вбежал командир отделения Конрад.

— За мной! — бросил он с порога. — Прикрываем отход отряда!

Через деревню проходила проселочная дорога, за ней возвышался пригорок, пологий склон которого спускался к лугам. Вдали тянулся лес. В этом направлении и было решено отходить. Пригнувшись, они выбежали из хаты: Конрад, Юрек, Богусь, Серый, Янасичик, тот самый, который вместе с Юреком был в отряде Олека, Ясь и Пузырек.

Выстрелы раздавались все чаще и чаще. Их отделение выполняло роль прикрытия. Они должны были принять на себя весь огонь противника, задержать его как можно дольше, чтобы обеспечить отход отряда.

Немцев еще не было видно. Шла беспорядочная стрельба. Следовательно, противник их тоже не видит.

Под прикрытием построек они спустились вниз, к дороге, которую надо было перекрыть.

Залегли в придорожной канаве. Огонь здесь был довольно сильным. Немцы, расположившись на возвышенности, имели отличный обзор местности и удобные позиции для обстрела. Но теперь их тоже было видно. Они прятались в ржаном поле, за деревьями, за бугорками. Юрек целился не спеша, наверняка. «Не торопись», — говорил он себе словами Василя. Рядом лежал Богусь. Он стрелял из пистолета. Его покрасневшее лицо было сосредоточенным и напряженным. Он то и дело откидывал назад волосы, спадавшие на лоб. На его носу выступили капельки пота. Сзади грохотала винтовка Янасичика.

Пока они чувствовали себя в относительной безопасности. Могли еще спокойно, без потерь отойти. Однако об этом никто не думал. Приказ звучал коротко и ясно: «Обеспечить отход отряда». Это значит — оказывать сопротивление как можно дольше.

Пули рикошетом отскакивали от дороги и, чиркнув, со злостью ударялись в поседевший от пыли край рва.

Конрад, наполовину высунувшись из канавы, дал очередь из автомата.

— По фрицам, ребята! Огонь!

Стиснув зубы, на которых скрипел песок, они жмурились от солнцами огромного напряжения.

Каждая минута сопротивления способствовала отходу отряда. Немцы это понимали. Огонь их усилился.

Силы были явно неравными. Немцы обрушили с пригорка на партизан град пуль, ров отвечал им редкими, короткими очередями. Теперь, когда главные силы отряда успели уйти, немцы не спешили. Они пытались подавить огнем проклятый ров. Конрад решил этим воспользоваться.

— Ребята, по одному через дорогу!

Первым выскочил Пузырек. Он стоял на краю рва, выпрямившись во весь рост, и снизу казался великаном. В ту же секунду раздалась очередь с немецкой стороны. Пузырек неуклюже приподнял плечи вверх, как будто призывая весь мир в свидетели.

— Ох, мама! — вскрикнул он приглушенным голосом и, выпустив из рук винтовку, рухнул на дорогу. Богусь успел схватить оружие.

Смерть видели все. Она косила людей на глазах. Стояла, поджидая других. Они поняли это, глядя на неподвижное тело товарища. И все же им придется пройти здесь, через дорогу, на которой она притаилась.

Конрад решил показать пример. Выскочил, пробежал, залег. Удача товарища вдохновила Серого. Он сжался, словно пружина, перепрыгнул через лежавших Юрека и Богуся и вылетел наверх.

Пуля настигла его, когда он был почти у цели. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, как будто внимательно рассматривал ее.

Ребята молча взглянули друг на друга. Во ржи, покрывавшей склоны пригорка, Богусь заметил толстого, неуклюжего немца. Он спрятался, и в колосьях издалека его не было видно. Но гитлеровца выдала каска в которой отразилось солнце, словно солнечный зайчик, пущенный зеркальцем. Богусь прищурил левый глаз. Худой, с виду еще мальчишка, он выглядел с винтовкой беспомощно, как ребенок. В прорези мушки замаячил темный силуэт немца. Медленно, осторожно Богусь единственным пальцем правой руки нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Зайчик в последний раз скользнул по каске. Заколыхались колосья, и фашист медленно осел вниз.

— Попал, — лаконично констатировал Богусь.

Они сделали несколько шагов по рву. Позади лежала притихшая, молчаливая деревня. С лугов доносился запах свежего сена. Внешне как будто бы ничего не изменилось. Только грохот перестрелки, эхом отражавшийся от холма и деревьев, казался чужим и враждебным на фоне этой тишины. На войне не бывает тихих закоулков.

Теперь решил попытать счастья Ясь. Высунул голову. Это было его последнее движение. Через секунду его тело беспомощно рухнуло на дно рва.

Юрек тронул Богуся за плечо.

— Пошли!

Они взглянули на противоположную сторону дороги. Она показалась им широкой, как океан. Небольшие фонтанчики пыли взметнулись на середине дороги, предупреждая об опасности. Прислонившись к стенке рва, они решили переждать.

Юрек заглянул в глаза Богуся:

— А ты не хотел бы оказаться теперь в поезде?

— Нет.

Какая-то шальная пуля шлепнулась в глину и подняла облачко пыли над их головой. Оба невольно пригнулись.

— Вот видишь, приходится кланяться.

— Да, но зато здесь чувствуешь себя не так, как там. — Богусь показал на винтовку. — Мы ведь тоже заставляем их кланяться.

Огонь то утихал, то снова усиливался. Немцы не пытались подходить ближе, боясь, как бы партизаны не застали их врасплох. Отряд Вереска был уже вне опасности. Теперь можно попытаться отойти и самим. Противник, занимая более удобные позиции, постепенно сжимал, полукольцо. Они были перед ним как на ладони. В этой ситуации им оставалось только ждать удобного момента, чтобы, улучив минуту, перебежать дорогу и уйти в лес.

Юрек положил руку на плечо Богуся. Тишина! Богусь решил выглянуть. От стены сарая, стоящего на возвышенности, метнулась чья-то тень. Богусь увидел ее на мушке своей винтовки. Грянул выстрел. Тень распласталась на траве. Притаился или убит? Неизвестно. Немцы ответили автоматной очередью.

— Не проскочим! — безнадежно махнул рукой Юрек. — Кто-то должен пройти, — твердо сказал Богусь. «Так говорил и Здзих», — подумал Юрек.

Тем временем немцы, очевидно, приняли какое-то решение. Огонь грохотал теперь то с одной, то с другой стороны. Юрек сориентировался первым.

— Хотят схватить нас живыми!

Богусь вспомнил Мюллера и Ганса:

— Не дождутся.

— Бежим?

— Бежим!

Богусь одернул куртку, крепче стиснул винтовку.

— Готов?

— Готов!

— Пошли!

Они почти одновременно выскочили на пустую дорогу. Надо было пробежать всего несколько шагов. Позади уже один, второй, третий…

Пригорок снова огрызнулся огнем. Что-то горячее ударило Юрека в ногу. Он зашатался, но устоял и, добежав до рва, кубарем скатился вниз.

Богусь видел уже перед собой дно канавы, когда вдруг все поплыло у него перед глазами. Страшный грохот, напоминающий гул тысячи поездов, пронесся в голове. Он на миг увидел ослепительно сверкающие рельсы, уходящие куда-то вдаль, где была лишь пустота и темнота.

— Кажется, удалось, — шепнул Юрек, взглянув на кровоточащую ногу. — Ранили! — Он завернул штанину. — Посмотри, Богусь!

Тот не отвечал.

— Богусь! — повторил Юрек громче.

Его вдруг охватил ужас. Он перевел взгляд на друга и только теперь увидел, что тот лежит в какой-то странной, необычной позе. Подполз к нему поближе.

Богусь лежал, прижавшись щекой к земле, обнимая ее широко раскинутыми руками, будто бы не желая никому отдавать ее…

Через разорванную рубашку бежала ярко-красная струйка крови, впитываясь в землю, которую он защищал.

— Богусь! — крикнул сорвавшимся голосом Юрек. Новая очередь просвистела над его головой. Юрек залег, подвинул поближе винтовку и начал стрелять по немцам с ненавистью, бешено, остервенело.

Он был единственный, кто остался в живых. Взглянул на Богуся. «Ему я уже ничем не могу помочь», — подумал он и решил отходить. Немцы заметили это. Улучив момент, он выпрыгнул из канавы. Почувствовал еще один удар в ногу. Споткнулся, перескочил через какую-то лужу и побежал в сторону луга. Позади гремели выстрелы, пули со свистом пролетали рядом, но он даже не пригибался. Увидев перед собой телегу, вскочил на нее и хлестнул лошадь. Испуганная лошадь с пеной на морде понеслась напрямик через луг, влетела на пригорок. Юрек чувствовал, как немеет его нога. Штанина была мокрой от крови. Он еще раз ударил лошадь кнутом. Перед ним виднелся овраг, по дну которого пролегала дорога.

Лошадь мчалась в сторону оврага. Вдруг колесо ударилось о камень, телега накренилась, и Юрек, потеряв равновесие, упал на дорогу, с бессильной злостью смотрел он, как испуганная лошадь понеслась дальше, таща за собой перевернувшуюся телегу. Некоторое время он лежал тихо, прислушиваясь.