При этом гладила ладонью по лицу; он не видел из-за светобоязни и бегущих слёз, но ощущал её руку и чуял, как утекает головная боль. И уже отчётливо запомнил момент, когда остановились на развилке возле указателя на охотбазу Костыля.
— Здесь ты уж сам дойдёшь, — сказала вдова. — Не бойся, открой глаза!
Он разлепил веки, протёр загноившиеся глаза — перед ним и впрямь оказалась Дива Никитична. А была опасность, что всё это снится...
— А ты? — спросил Зарубин.
— Мне пора назад, — озабоченно проговорила вдова. — Дракоши мои волков обложили, придётся самой на номер становиться... Завтра за тобой заеду! Вечером приходи на эту развилку.
Голова уже не болела, и на свет можно было смотреть, но отупение чувств ещё не прошло. И когда машина Дивы Никитичны исчезла за поворотом, он спохватился, что ничего не сказал ей, даже не поблагодарил. Пока Зарубин шёл к базе, окончательно пришёл в себя и постарался затвердить всё, что слышал от Дивы Никитичны. А в большей степени старался убедить себя, что всё это было на самом деле, а не привиделось в токсикоманском бреду.
К счастью, отчитываться перед шефом, где он был со вчерашней ночи, не пришлось: Фефелов искал принцессу с воздуха, возглавив поисковую группу. Зарубину же рекомендовалось немедленно отправиться на поиски с наземной, которая до сей поры не подготовилась к выходу из-за того, что Мидак и Кухналёв никак не могли поделить власть...
16
Мидак оказался слабаком, схватился за голову и чуть ли не взвыл, когда обнаружилась пропажа принцессы, однако Кухналёв, как человек военный, мгновенно взял ситуацию под контроль и командование — на себя. Представитель МИДа опамятовался, у них началась распря, один отдавал приказ, другой его отменял. Губернатор занял сторону своего начальника охраны, однако был уличён Мидаком в игнорировании распоряжений МИДа, негосударственном подходе и потерял авторитет. И только прилетевший по тревоге Фефелов сумел примирить враждующие стороны, выступив посредником. А если быть точным, то заперся с противоборствующими сторонами в егерской избе и в грубой форме отматерил обоих, популярно объяснив, что о результатах поиска будет докладывать лично министру. Полковник ФСБ и Мидак тут же договорились командовать вместе, дружно сдали шефу учёного Зарубина, который самоустранился, в поисках участия не принимает и вообще вроде бы сбежал. В общем, процесс, кажется, пошёл, по крайней мере, имеющийся личный состав привели в боевое состояние и приготовились к выезду. Этот дуумвират уже не интересовало бегство ожившего Митрохи; они рвались искать и спасать принцессу, пока король не проспался от княжеского напитка — хмельного мёда, не опамятовался и о ней не спросил и пока уполномоченный Фефелов не доложил министру о бездействии местных властей.
Всё благодушное отношение к Зарубину кончилось, полковник даже спрашивать не стал, где он всё это время находился, приказал немедленно садиться в машину и выезжать вместе с егерями на старую дойку. Тогда он был уверен, что исчезновение трёх человек сразу, тем более самого Недоеденного, без вмешательства нечистой силы не обошлось и никакой тут ладан не поможет.
На поле приехали только к обеду и застали здесь одного начальника охотуправления, генерала Гришу. Охранники с ночи всё ещё прочёсывали опушку леса и прилегающую местность в надежде найти хоть какие-нибудь следы и составить предположительную картину, что тут могло произойти. Оставленная в засидке винтовка принцессы и её куртка подвигали к мысли, что Её Высочество внезапно схватили и понесли, как вчера самого Кухналёва, а Костыль выстрелил и помчался догонять. Но в эту версию не закладывался явно сорванный бюстгальтер, подсказывая совершенно иное развитие событий. И уже совершенно необъяснимые факты: лабаз и брошенные вещи — всё залито белым веществом, похожим на молоко.
Зарубин понял, что сейчас с него спросят за нечистую силу и приготовился к обороне, но на полковника напала неожиданная рассудительность, можно сказать, даже просветлённость. Сказывалось влияние Мидака, который понимал значение уполномоченного министром Фе- фелова и на всякий случай застзшался за его подчинённого. Кухналёв отстал от учёного и тут же сам переиграл свою версию, вдруг вспомнив о воспылавшей страсти Не доеденного к принцессе, на что указывали оставленные на лабазе предметы женского туалета. То есть принцесса бежала полуголой! И явно от сексуального домогательства любвеобильного охотоведа.
По его рассуждению, Костыль, оставшись на лабазе вдвоём с принцессой, начал приставать к ней, а как он это делает, полковнику было известно. Утончённо воспитанная королевишна сначала сопротивлялась, отбивалась чем могла и плеснула в охотоведа молоком. Но всё же не выдержала наглого напора, попыталась убежать, и Костыль бросился в погоню. Королевский охранник, бывший внизу и в некотором отдалении от лабаза, увидел побег
