– Это вы так говорите. Но все остальные ваши слова – сплошное безумие. Я правильно пони-маю, – она повернулась ко мне, – что вы все еще отказываетесь дать мне доступ к своему разуму? Вы выступаете против Архива, против Отряда, против меня, и при этом не позволяете убедиться в вашей невиновности либо уличить вас в клевете?
Мне стало дурно. Если я ошиблась, значит, я подписала себе приговор, и мы обе это понимаем. Тем не менее я заставила себя кивнуть. Агата посмотрела на стражника.
– Приведи Сако, – приказала она.
Через секунду я услышала, как за ним закрылась дверь. Мы с Агатой остались одни.
– Я начну проверку с Отряда, – сообщила она, – потому что никто из них не окажется настолько глуп, чтобы не дать мне доступ. А когда я проверю всех и обнаружу, что каждый из них верен и невиновен, я перетряхну всю твою жизнь, мгновение за мгновением, пока не найду, в чем ты виновна. Потому что сегодня ночью ты доказала одно, мисс Бишоп. Ты определенно в чем-то виновна. – Она взяла меня за подбородок. – Может быть, это двери в никуда. Или может, ты лишилась рассудка. В любом случае, что бы это ни было, я это выясню. – Ее рука соскользнула с моего подбородка к воротнику. Она достала из- под рубашки мой ключ. – А до тех пор настоятельно советую следить за тем, чтобы твой архивный список оставался пустым.
Угроза прозвучала холодно и ясно.
Дверь открылась, вошла Сако и замерла в ожидании.
– Отведи мисс Бишоп домой, – проворковала Агата, выпуская мой воротник, – а затем возвращайся. Надо поговорить.
На лице Сако промелькнула тень любопытства, смущения или, может быть, страха? Но лишь на долю секунды, затем она кивнула, вставила ключ в дверь и, взяв меня под локоть, провела за собой. Мы снова оказались в моей спальне. Уэсли спал, положив голову на кровать. В меня проник шум Сако, только теперь сквозь лязг металла и грохот камней струился поток ее мыслей: «
– Прочь из моей головы, маленький Хранитель! – прорычала она.
Я надела кольцо, гадая, что из моих мыслей она успела услышать. Сако развернулась и ушла тем же путем, каким явилась, а я осталась посреди темной комнаты.
Рука болела, но осмотреть ее я сейчас не могла. Я легла на кровать, подперев голову здоровой рукой. Хотела бы я, чтобы тут оказался дед и посоветовал, что делать. Мне так не хватало его мудрости, его уроков. Он учил меня, как выслеживать Истории, как добиваться своего, как искусно плести ложь. И сейчас он был мне очень нужен.
Что я сделала? Выторговала себе несколько дней, но какой ценой? Я заполучила врага в лице Агаты. И теперь, даже если мои предположения подтвердятся и выяснится, кто из членов Отряда открыл двери в бездну, она никогда не простит мне отказа. А что, если я ошибаюсь? Я зажмурилась.
В голове зазвучала музыка, мощная и размеренная. Взглянув, я увидела, что Уэсли взял меня за руку. Он открыл глаза и смотрел на меня мутным взглядом. Должно быть, он неверно истолковал мой страх, решив, что это отзвуки ночного кошмара, потому что никаких вопросов задавать не стал, а лег на кровать рядом со мной, обнял и прижал к себе. Хотела бы я, чтобы все случившееся действительно оказалось просто сном.
– Я никому не позволю причинить тебе боль, – прошептал Уэс мне в затылок.
Слушая его музыку, я задумалась о Сако и Эрике, о том, что она считает его сильным и надежным. Так напарники Отряда и воспринимают друг друга.
Но мы не Отряд. И возможно, никогда им не станем. Однако сегодня ночью я решила притвориться. Я наслаждалась прикосновениями Уэсли и впитывала звуки его рок-группы, позволяя себе окунуться в них с головой.
Спустя десять минут в моем списке появилось первое имя.
Глава двадцатая
Когда я проснулась, Уэсли уже ушел. Осталась лишь вмятина на одеяле, как напоминание, что он тут был. В окна лился солнечный свет. Я проспала до позднего утра и все еще не могла стряхнуть сон, легкий, без кошмаров, наполненный одной лишь музыкой. Я лежала и наслаждалась покоем. Затем шевельнулась, и резкая боль прошила руку. Заныло плечо, и я все вспомнила. Что я наделала?
«То, что и следовало», – сказала я себе.
Архивный листок лежал на столике у кровати, под «Божественной комедией». И в нем все еще было только одно имя.
Я положила листок в карман. Запах кофе вытащил меня из постели, я потянулась к двери и заметила пятно засохшей крови на рукаве. Я сняла рубашку, в этом пятне угадывался отпечаток руки Агаты. Я поспешно размотала бинты. Взгляд сам собой соскользнул с раны, словно это бездна – такая же неестественная, отталкивающая и в то же время притягивающая внимание. Я надела чистую рубашку и пошла на кухню.
Папа как раз варил кофе.