– Выполняю свою работу, – ледяным тоном ответила Агата.
– В твою работу не входит пытать Хранителей у меня в приемной.
– У меня есть все основания, чтобы…
– Если у тебя и в самом деле есть основания, тогда получи разрешение в Совете. – В его голосе отчетливо звучал вызов, и Агата напряглась. Едва заметная тень страха омрачила ее идеально гладкое лицо. Обращение к Совету означало, что она не только допустила еще один случай вероломства, но и не сумела раскрыть источник. – Ты не тронешь ее без одобрения.
Роланд выпустил запястье Агаты, но продолжал испепелять ее взглядом.
– Мисс Бишоп, – сказал он, когда я поднялась на ноги. – Думаю, вам лучше вернуться на занятия.
Я кивнула и, дрожа, повернулась к двери, как вдруг Агата произнесла:
– Она кое-что взяла у тебя, Роланд.
Я оцепенела, зато он и виду не подал. Его лицо оставалось абсолютно непроницаемым, даже когда Агата добавила:
– Записную книжку.
Я не могла заставить себя поднять на него глаза, но чувствовала, как его взгляд буквально придавил меня к полу.
– Знаю, – соврал он, – я ей сам ее дал.
Только тогда я осмелилась взглянуть на него, но он уже смотрел на Агату. Я была на пороге, когда она сказала ему:
– Ты не сможешь ее защитить.
Но его ответ я не услышала, скрывшись в темноте.
Я шла, не останавливаясь, до самого кабинета Даллас, и явилась раньше времени. Ее еще не было, но я опустилась на кушетку. Сердце в груди бешено колотилось. Я до сих пор ощущала на висках руки Агаты и нестерпимую боль, пронзившую меня, когда она вытягивала мои воспоминания.
Я достала из кармана блокнот Роланда. Воспоминания загудели под кожей, но я не стала их читать – я и так переступила черту, взяв блокнот без спроса. Я закрыла глаза.
Кто-то сказал:
– Впечатляет.
Я открыла глаза и увидела Оуэна. Он сидел в кресле Даллас и пристально смотрел на меня, рассеянно вертя в руках нож.
– Должен признать, – продолжил он, – я сомневался, что ты это сделаешь.
– Я полна сюрпризов, – сухо сказала я. Он протянул руку к блокноту. Помедлив, я отдала его и добавила: – Он очень важен для кое-кого.
– В Архиве все важно, – заметил он, забирая у меня блокнот.
Коснувшись моей руки, он задержал пальцы. Я разгадала его прикосновение: он читал мои мысли. Меня наполнила его тишина, в то время как поток моей жизни хлынул к нему. Я знала, что сейчас он видит нашу схватку с Агатой, я видела это по его расширенным глазам.
– Она разозлилась, потому что я не позволила ей проникнуть в мой разум.
– Хорошо, – кивнул Оуэн, отодвигаясь.
Он принялся листать блокнот Роланда, но делала это на удивление бережно.
– Даже странно, – пробурчал он себе под нос, – что, мы так привязываемся к вещам. Мой дядя не мог расстаться со своим армейским жетоном. Носил его на шее, не снимая, вместе с ключом, как напоминание. Он участвовал в обеих войнах, мой дядя. Героем был. Потом вступил в Отряд. Отличался редкой преданностью. Когда дядя вернулся со второй войны, мне исполнилось одиннадцать, и он начал меня тренировать. Добрым и ласковым он никогда не был, войны и Архив вытравили из него всю мягкость, но я всегда верил в него. – Оуэн закрыл блокнот Роланда и провел пальцем по обложке. – В четырнадцать меня приняли в Архив. В ту же ночь дядя пришел домой и выстрелил себе в голову.
У меня перехватило горло, но я заставила себя промолчать.
– Я никак не мог понять, – Оуэн говорил как будто с самим собой, – почему человек, который столько всего сумел выдержать, совершил такое. Он оставил записку. «
Он вернул мне блокнот, и я испытала облегчение.
– Очень кстати, что ты выбрала именно эту книжицу, – добавил он, пока я убирала блокнот в сумку. – Мы должны будем украсть кое-что еще, похожее на нее.
– И что же это? – спросила я, пытаясь скрыть нетерпение в голосе.