наперебой здоровались, а вскоре кто-то и вовсе утащил Берди от нас.
Мы с Паулиной наблюдали, как готовятся к выступлению музыканты. Они поставили стулья, разложили на них инструменты – зитар, фиолу и барабан- дарбуку, а сами пошли закусить перед тем, как начать играть. Паулине захотелось маринованных яиц, и она побежала их искать, а я подошла к инструментам, чтобы лучше рассмотреть зитар. Он был сделан из вишневого дерева со вставками беленого дуба. Темно-красное дерево протерлось в тех местах, где инструмента годами касались руки музыканта.
Присев, я дернула струну. Низкий вибрирующий звук проник мне в душу. Изредка мать и ее сестры втроем играли на зитарах, их игра завораживала, а мама пела без слов, и ее звенящий голос казался мне голосом ангела, взирающего на сотворение мира. В такие мгновения жизнь в цитадели замирала, время будто останавливалось. Эта магия действовала даже на отца. Он слушал издалека, прячась на верхней галерее. То была музыка маминой родины, и меня всегда мучил вопрос – что заставило ее пожертвовать домом ради того, чтобы стать королевой Морригана? Ее сестры приехали двумя годами позже, чтобы быть с ней, но что еще оставила она в родном краю? Может, отец, слушая и наблюдая за ней украдкой, задавал себе те же вопросы.
Народ все подходил, чтобы поучаствовать в вечернем праздновании, разговоры и смех сливались в умиротворяющий гул. Торжество началось, музыканты заняли свои места, и воздух наполнили веселые мелодии, но чего-то недоставало.
Я пробралась к Паулине.
– Ты его не видела?
– Не волнуйся, он где-то здесь. – Паулина хотела увести меня любоваться плавающими свечами в фонтане на площади, но я отказалась, только пообещала, что присоединюсь позже.
Встав в тени около аптеки, я смотрела на руки музыканта, игравшего на зитаре. Они порхали над струнами, перебирали их – сами эти движения казались колдовским танцем. Мне вдруг стало жаль, что в свое время мать не обучила меня игре на этом инструменте. Я хотела подойти поближе, но меня остановила рука, взявшая меня за талию.
Я подавила разочарованный вздох.
– Каден.
– Я не хотел тебя напугать. – Он оглядел меня с головы до ног. – Ты сегодня просто ослепительна.
Смутившись, я потупила глаза, меня кольнула вина за то, что накануне своим поведением могла дать ему надежду.
– Спасибо.
Он махнул рукой в сторону улицы, где танцевали люди.
– Там музыка.
– Да. Только что заиграла.
Влажные светлые волосы были зачесаны назад, а от кожи пахло свежестью и мылом. Он снова показал на музыкантов, по-детски неуверенно, хотя больше ничего детского в его облике не было.
– Потанцуем? – спросил Каден.
Я помедлила с ответом, надеясь, что следующий танец окажется быстрой джигой. Мне не хотелось, чтобы он вел меня, обняв за талию, но и отказать в этой простой просьбе не было повода.
– Да, хорошо, – решилась я наконец.
Каден взял меня за руку и повел к площадке перед музыкантами. Его рука осталась лежать у меня на спине, а второй он взял меня за руку. Я завела сдержанный разговор о дневных играх и состязаниях, надеясь, что это поможет нам держаться друг от друга на расстоянии – но, стоило беседе на миг замереть, Каден привлек меня к себе. Он держал меня осторожно, но крепко, его щека была горячее моей.
– Ты так добра ко мне, Лия, – заговорил он. – Мне…
Он надолго замолчал, чуть приоткрыв рот. Потом откашлялся.
– Мне было радостно и хорошо здесь, с тобой.
Каден говорил необычайно торжественно, и я увидела такую же серьезность в его глазах. Я непонимающе смотрела на него, удивленная этой странной переменой тона.
– Я слишком мало сделала для тебя, Каден, а вот ты спас мне жизнь.
Он покачал головой.
– Ты сама смогла вырваться и освободить себя. Я уверен, ты сумела бы и применить свой кинжал.
– Может быть, – сказала я. – А может, и нет.
– Никто никогда не узнает, как могло бы быть. – Он крепче сжал мне пальцы. – Если бы да кабы… нельзя постоянно жить этим.
– Да… наверное, нельзя.
– Нужно жить дальше.
Каждое его слово было тщательно взвешено, но он как будто думал об одном, а произносил другое. Беспокойство, которое всегда было заметно в его
