Рейф хмыкнул так недоверчиво, что мне стало интересно – что он обо мне думает. Вдруг я выдаю благородное происхождение речью или жестами? Ногти у меня коротко острижены, кожа на руках потрескалась, одежда изорвана. Внезапно я испытала гордость, вспомнив наш путь в Терравин из Сивики. Главной задачей для нас было обмануть преследователей, сбить их со следа. Ради этого нам не раз приходилось спать на холодной голой земле, даже не разведя костра.
Каньон сузился, и мы пробирались по еле видной тропинке, пока она не вывела нас к зеленому плато, с которого открывался вид на море. Здесь гулял сильный ветер, который сразу набросился на меня, растрепал волосы. Приводя в порядок косы, я смотрела на штормовое море, темно-лиловое со снежно- белыми бурунами, пугающее и притягивающее. Жара осталась в каньоне, и от холода мои голые руки покрылись гусиной кожей. Волны набегали и разбивались о зубчатые утесы узкого залива, оставляя за собой пенные следы далеко внизу под нами.
– Не советую подходить ближе, – заметил Рейф, – Камни здесь ненадежны.
Взглянув вниз, на расщелины, которые тянулись от края утеса, словно когти хищного зверя, я попятилась назад. Вокруг не росло ничего, кроме травы.
– Кажется, ежевики здесь нет, – констатировала я очевидный факт.
– Нет, – подтверил Рейф. Он перевел взгляд с расщелин на меня, и я ощутила почти физическую тяжесть, пока в течение нескольких долгих секунд он меня изучал. Спохватившись, он отвернулся в сторону берега.
Я проследила направление его взгляда. Вдалеке виднелись остатки двух выбеленных временем массивных куполов, обвалившихся с наветренной стороны и все же высоко вздымавшихся над прибоем, будто ребристые остовы гигантских морских животных, выброшенных на берег.
– Наверное, когда-то они выглядели величественно, – сказала я.
– Когда-то? Они и сейчас величественны, разве не так?
Я пожала плечами. Тексты писаний Морригана пестрели предостережениями относительно Древних. Глядя на то, что от них осталось, я чувствовала печаль. Полубоги, которые некогда обрели власть над небесами, были низвержены и истреблены. Мне всегда представлялось, что я слышу бесконечную скорбную траурную песнь, которую поют их порушенные творения. Я отвернулась, вглядываясь в дикие травы, колышущиеся на равнине.
– Я вижу в них лишь напоминание о том, что ничто не вечно, даже величие.
– Кое-что длится вечно.
Я посмотрела на Рейфа.
– Правда? И что же, например?
– То, что имеет значение.
Меня удивили и сами слова, и то, как они были сказаны. Ответ казался необычно простым, незамысловатым, наивным даже, но голос Рейфа звучал искренне. Меньше всего я ожидала услышать нечто подобное от такого сурового и мрачного человека, как он. Я могла бы с легкостью опровергнуть его слова. То, что имело значение для меня, оказалось не вечным. Я все бы отдала, чтобы братья оказались здесь со мной, в Терравине, или чтобы еще хоть раз увидеть любовь на лицах моих родителей. И то, что имело огромное значение для родителей, тоже оказалось не вечным – например, традиция Первой дочери. Я обманула их надежды.
На слова Рейфа я лишь неопределенно пожала плечами. Он нахмурил брови.
– Ты отвергаешь все, что было прежде? Все вековые традиции?
– По большей части. Вот почему я приехала в Терравин. Здесь все по-другому.
Склонив голову набок, он подошел ближе. Я стояла слишком близко к краю утеса и не могла отступить. Оказавшись на расстоянии нескольких дюймов, он дотронулся до моего плеча. Меня охватило жаром.
– А что же это такое? – спросил Рейф. – Похоже на следование традиции. Разве это не память о важном событии?
Я посмотрела туда, где его рука коснулась моей кожи. Сорочка сползла с плеча, приоткрыв часть свадебной кавы – львиные когти и виноградные лозы Морригана.
Я натянула сорочку, закрывая рисунок.
– Ужасная ошибка.
Проклятая кава приводила меня в бешенство тем, что никак не хотела оставить меня в покое. Я попыталась прошмыгнуть мимо Рейфа, но сильный рывок остановил меня и развернул, так что я оказалась с ним лицом к лицу. Его пальцы сомкнулись замком вокруг моего запястья. Мы оба не произнесли ни слова. Он не сводил с меня глаз, на скулах ходили желваки, будто он удерживался, чтобы не заговорить.
– Скажи, что хотел, – первой нарушила я молчание.
Он ослабил хватку.
– Я уже говорил тебе. Ходи осторожнее.
Я ждала, думая, что он скажет что-то еще, сделает что-то еще. Я хотела чего-то большего. Но он не пошевелился.
– И это все? – спросила я.