Они никак не походили в моем представлении на глаза мирного крестьянина, возделывающего землю.
Я забрала ягоду, которую он держал, и бросила себе в рот.
– Из маленького городка на самом севере Морригана. В основном, крестьяне. Просто местность, в сущности. Разбросанные там и сям домишки. В лучшем случае. Названия нет.
Рейф не удержался от смешка.
– Выходит, мы прибыли из далеких, но очень похожих миров, верно?
Я смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что рассмешила этого сурового человека. Под моим взглядом улыбка медленно исчезла с его губ. Но едва заметные морщинки в уголках глаз все еще таили смех. Этот смех вообще смягчил, казалось, все его существо. Оказалось, что он намного моложе, чем я решила сперва. Лет девятнадцати, вряд ли больше. А интересно…
Я вспыхнула. Что же я делаю: стою и разглядываю его в упор, даже не ответив на вопрос. Я отвернулась и рьяно принялась обирать куст, не разбирая, что передо мной, так что в полупустой корзине оказалось несколько зеленых ягод.
– Не пройти ли нам немного подальше? – предложил Рейф. – Мне кажется, эти кусты мы уже обобрали дочиста, если, конечно, Берди не ждет кислятины.
– Да, пройдем дальше.
И мы стали двигаться вдоль каньона, собирая ягоды. Он спросил, давно ли я работаю на постоялом дворе, и я ответила, что недавно, всего несколько недель.
– А чем ты занималась до этого?
Все то, чем я занималась в Сивике, не заслуживало упоминания.
– Я была воровкой, – сообщила я. – Но решила попытать счастья в честной жизни. Пока довольна.
Он улыбался.
– Что ж, по крайней мере, у тебя есть дело, которое прокормит в случае нужды?
– Вот именно.
– А родители? Ты часто с ними видишься?
Со дня нашего с Паулиной побега я не обсуждала этого ни с кем.
– Мои родители умерли. Как вам понравилась вчера оленина?
Рейф кивнул, подтверждая, что принимает такую резкую смену темы разговора.
– Очень понравилась. Отменная оленина. Гвинет была щедра и не обделила меня добавкой.
Интересно, в чем еще проявилась ее щедрость, невольно подумала я. Нельзя было сказать, что Гвинет когда-либо переступала границы приличий, но она явно знала, как привлечь внимание определенных посетителей – и мне стало интересно, не был ли Рейф одним из них.
– Так, значит, вы здесь задержитесь?
– На время. По крайней мере, на праздники.
– Вы веруете?
– Можно и так сказать.
Ответ был уклончивым, и я не поняла, что же больше привлекает его в предстоящем празднестве – угощение или вера. На ежегодных торжествах вкусной еде и возлияниям уделялось не меньше внимания, чем священным обрядам, так что каждый участник мог отдать предпочтение тому или другому.
– Я заметила, у вас все руки в порезах. Это от вашей работы?
Рейф поднес руку к глазам, точно и сам только что заметил царапины.
– А, это. Уже почти зажило. Да, это я батрачил в одном хозяйстве, но сейчас я как раз в поисках работы.
– Если вам нечем платить, Берди не уступит, выгонит прочь.
– Берди не о чем беспокоиться. Я только временно без работы. Но денег у меня хватает.
– Тогда все в порядке. А вообще, на постоялом дворе нашлось бы для вас дело – в счет платы. В домике за таверной, например, протекает крыша. С новой крышей Берди смогла бы его сдавать постояльцам и больше заработать.
– А где же тогда жить вам с Паулиной?
Откуда он знает, что мы поселились в домике? Понял, потому что вчера я шла в ту сторону? Но я могла направляться в любой из домов по соседству – если только прошлым вечером он не проследил за мной до дверей.
Словно прочитав мысли, которые пронеслись у меня голове, он добавил:
– Паулина показала мне, где вы живете, когда попросила передать корзины. Она сказала, что идет туда и будет отдыхать.
– Думаю, нам с Паулиной прекрасно подойдет чердак, раз уж Берди сдает его гостям за плату. Мне приходилось жить и в худших условиях.