не успевал взлететь…

Сейчас Петрович рассказывал всё это с улыбкой, неспешно и легко, как ничего не значащий эпизод, однако тогда, на парковке Щебетания, инженеру было не до смеха. В какой-то миг он даже остолбенел, разглядывая стремительно приближающегося гиганта, едва не впал в панику, едва не бросился прочь в желании спастись… Но сумел победить страх.

– Я успел в самый последний момент. Я стоял у машины, смотрел на долбоцефала и знал, что он сейчас меня растопчет. У меня тряслись руки, было холодно внутри, но мысль, что моя прекрасная машина погибнет, придала мне сил. Я не знал, что делать, но когда долбоцефал оказался совсем рядом – схватил топор…

– Какой герой! – хихикнула птица.

– Схватил топор и перерубил оба каната, которыми корабль был привязан к земле, – закончил инженер, не удостоив Страуса ответом. – Ты, наверное, помнишь, что «Бандура» легче воздуха, поэтому она сразу взмыла в небо, и долбоцефал пробежал прямо под ней…

– А ты? – шёпотом поинтересовалась Ириска.

– Я вцепился в один из канатов и тоже взлетел в небо. Потом взобрался по нему в машину и продолжил ремонт двигателя. К сожалению, без него машина не могла летать, поэтому во время битвы я просто висел над Щебетанием, не в силах ничем помочь. Извини.

– Не за что, – спокойно ответила девочка. – У тебя не было другого выхода.

Петрович кивнул, некоторое время молча смотрел вперёд, а затем продолжил:

– Я видел, как циркачи громили дома и лавки, видел, как долбоцефалы крушили стены и вытаптывали сады. Видел, как было уничтожено Щебетание. Я всё видел.

– И меня?

– Тебя – нет, – признался инженер. – Когда я поднялся в небо, на поляне фей уже царил хаос, и я, как ни приглядывался, не смог вас отыскать.

– Мы с Полундрой сначала бегали по улице, потом по дому, а потом спустились в подземный ход, – поведала о своих приключениях Ириска. – В нём было сыро и холодно.

– Главное, что вы спаслись, – подал голос Дикий. – Ради этого можно было и помёрзнуть, и промокнуть.

– Согласна.

Авессалом снова кивнул, помолчал, однако через пару секунд улыбнулся, вспомнив что-то смешное, и рассказал:

– Сверху я видел только бедозавров и долбоцефалов, всё остальное скрывалось в дыму и поднятой пыли, но я не улетал, конечно же, кружил над Серебряными Ручьями и в конце концов разглядел бегущего Страуса. Его трудно было не заметить.

– Какой смысл говорить о моём подвиге? – быстро спросил Дикий. – Я стесняюсь. Давайте продолжим об Ириске. Вы с Полундрой и правда ночевали в лесу у костра?

Однако попытка сменить тему не удалась.

Девочка подмигнула нахмурившейся птице и перевела взгляд на Петровича:

– Хиша сражался?

– Как лев. Наверное.

– Почему «наверное»?

– Потому что этого я не видел, – рассмеялся инженер. – Я застал момент бегства, но мчался Дикий так, что пыль летела из-под копыт.

– У меня нет копыт! – возмутился Страус.

– А драпал так, будто они у тебя есть.

Несколько секунд насупленный Хиша пытался придумать ответ, ничего не изобрёл и заявил:

– Я сражался! Но когда понял, что циркачей слишком много, сменил тактику.

– Решил удрать, – пояснил Авессалом.

– Я предпринял отступательный манёвр. Это одна из важнейших составляющих военного искусства!

– Бегство? – невинно уточнила девочка.

– Отступление!

– С высоты его манёвр выглядел феерически, – вернул себе слово Петрович. – Наш друг мчался, как ракета, только не вверх, а вперёд. Он без труда преодолевал попадающиеся на пути препятствия, а один раз умудрился перепрыгнуть через долбоцефала!

– Я торопился, – объяснил Страус, покосившись на засмеявшуюся фею.

– Его едва не схватили…

– Я мужественно отбивался!

– Но Хиша ловко уворачивался и менял направление бега, – дал своё объяснение Авессалом.

– Они боялись приблизиться ко мне!