Ютланд легко вспрыгнул на Алаца, хотя тот намного выше ее совсем не мелкой лошадки, крикнул хорту:

– Вперед!.. К Чакке!

Хорт, похоже, знает о ком речь, моментально развернулся и умчался, только пыль взвилась следом и тут же опала.

Мелизенда сказала восторженно:

– Какой он быстрый! А ты зато самый сильный на свете!

– Откуда ты знаешь? – спросил Ютланд. – Мир велик.

Он пустил коня в галоп, лошадка Мелизенды догнала не сразу, хотя Алац оглядывался и сбавлял бег. Ютланд поглядывал с неудовольствием, они втроем уже были бы на месте, это она им все тормозит, Мелизенда наконец поравнялась с ним и, надув губы, сказала с великой с обидой:

– Если скажешь, что я самая красивая на свете, точно спорить с тобой не стану и возражать не буду!

– Да ну? – спросил он.

– Точно-точно! – подтвердила она. – Тут же соглашусь и скажу, что ты сто тысяч раз прав. А ты вот всегда возражаешь!

– Ага, – сказал он, – всегда. Вообще здорово, я самый сильный, ты самая красивая… как здорово. А умных нам не надо, от умных голова болит, верно?

Он сказал так серьезно, что едва не кивнула, с мужчинами нужно соглашаться, но сейчас чувствуется какой-то подвох, как будто этот дядя Рокош сумел вдолбить в его крепкую голову и какие-то мысли. Это тревожно и чуточку неуютно, как-то раньше твердо рассчитывала, что это она будет мыслить, а он, ослепленный ее красотой и мудростью, беспрекословно и бездумно пойдет с нею туда, куда изволит двигаться в своем величии она, принцесса династии древнейшего рода Агафирсов.

– Мы сами умные, – сказала она. – Только это не так заметно, потому что мы красивые и сильные! Красивость и сильность замечают сразу даже дураки, а чтоб заметить ум, нужно самим быть умными, а таких мало.

Он посмотрел с уважением, но ей почудилась и насмешка.

– А тебя хорошо учили, – сказал он с одобрением. – Хоть и повторяешь, как ворона, та не понимает, что говорит, но слова хорошие, правильные.

Она сказала обиженно:

– Почему это не понимаю? Откуда такое заметно?

– Глаза у тебя не такие, – сообщил он. – И морда как у куколки. Когда умное говоришь и когда дурости, мордочка не меняется.

Она сказала с горестным вздохом:

– Ты очень злой, Ютланд! Даже не понимаю, почему такой злой?

– Я?

– Ты, ты!.. Не замечаешь?

Он ответил с полнейшим равнодушием:

– Не замечаю.

– А надо бы, – сказала она. – Наверное, слишком рано вылетел из родительского гнездышка?.. Не успел получить надлежащего воспитания?

– Может быть, – ответил он с тем же равнодушием. – Надлежащее воспитание – это когда всех приучают быть одинаковыми?

– В обществе для всех одинаковые правила, – возразила она. – А кто преступает эти правила, тех так и называют преступниками!.. Преступать правила общества нельзя, это преступно.

Он сказал хмуро:

– Значит, я преступник. Я хочу сам разобраться в правилах, без давления взрослых.

– А если неправильно разберешься?

– Как это неправильно? – спросил он. – Если разобрался, то уже правильно. Если не разобрался… то не разобрался.

Она хотела возразить, но удержалась, что-то в его словах есть, будто этот дикий пастух в самом деле обладает некими зачатками мудрости. Или ему, как принцу, успели что-то вдолбить в крепкую, как гранитный валун, голову.

– Я помогу разобраться, – пообещала она милостиво. – Ты прав, взрослых слушать вовсе не обязательно! А я вот не взрослая, зато умная и красивая.

Он сразу узнал Чакку издали, ветеран выделяется среди молодых воинов, как могучий дуб среди кустарника, рослый и массивный, а грохочущий голос покрывает их голоса, как львиный рык блеянье овец.

Он повернулся на стук копыт, хмурый и угрюмый, но лицо сразу прояснилось, едва узнал Ютланда, коротким жестом оставил обучение молодняка на помощника и пошел широкими шагами навстречу всадникам.

Ютланд понял по его виду, что намеревается помочь Мелизенде покинуть седло, торопливо соскочил сам, стараясь не показывать, что спешит опередить, Мелизенда все поняла и рухнула в его руки, нужно сразу показать всем местным, тут и женщины найдутся, что Ютланд принадлежит ей.