Он вздохнул.

– Как я понял, от завтрака отказываешься?

Она вскочила, пропищала гневно:

– Как это отказываюсь, как это отказываюсь? А разве вчера я не все съела?

– Не получилось, – сообщил он. – Хотя ты старалась, подтверждаю. Ты в самом деле старательная и настойчивая, молодец.

Она посмотрела с подозрением, однако говорит очень серьезно, лицо хмурое, никакой улыбки. Пока умывалась, он вытащил из сумки и разложил все так же на чистой тряпочке пару ломтей мяса, козий сыр и хлеб.

– Ешь, – велел он, – я же вижу, ты исхудала.

– Это я расту, – сообщила она. – А ты любишь толстых?.. Или каких? Говори, а то есть не стану и умру с голоду.

Он сдвинул плечами.

– Не знаю. Мне как-то все равно.

Она сказала настойчиво:

– Нет, ты скажи! Обрисуй, какой на твой взгляд должна быть самая лучшая на свете женщина? Я имею в виду, по внешности!

Он ответил, не задумываясь:

– Как ты.

Она охнула, то ли не поняв, то ли не поверив.

– Что-что? Как я?

– Да.

– Ты же сказал, я худая!

Он ответил с тем же равнодушием:

– Значит, мне худые нравятся.

– А если бы стала толстой-претолстой?

– Тогда, – ответил он тем же тоном, – нравились бы толстые. Наверное.

Она замерла, глядя на него вытаращенными глазами.

– Ютланд… Ты меня просто убил. Никто и никогда мне не говорил таких изысканных и громадных, как вон та гора, комплиментов!.. Теперь я понимаю, почему так за тобой гналась! А ты почему так далеко забрался? Я шла по твоему следу, а он то приближался, то отдалялся, почти отпрыгивал… Чего это ты распрыгался? Это несерьезно, мужчины так себя не ведут. Это мне можно, я же дурная, хоть и красивая, а ты должен быть солидным и неповоротливым для важности и спесивости… Я даже в подземный мир спускалась, потому что мне сказали, что ты там побывал…

Она взяла наконец хлеб и мясо, старательно не замечая, что он охнул и отшатнулся.

– Что? Ты спускалась…

– Да, – подтвердила она с великолепной небрежностью. – Но тебя там уже не было, а больше мне ничего не нужно ни на том свете, ни на этом. Успела повидаться с Придоном и Итанией…

– Ты? Сумела?

Она кивнула.

– Да, они дали мне кое-какие ценные советы насчет тебя. Придон даже обронил, что если женщина ради любимого сошла в ад, то был бы ее любимый достоин такой женщины.

Ютланд задохнулся, словно получил удар кулаком в солнечное сплетение, Мелизенда посмотрела с ликованием и злорадством, промолчала, что Итания сказала Придону, что даже предположить не могла, что на свете могут быть такие верные и преданные, эта принцесса из Вантита такая маленькая, нежная и хрупкая, на что Придон сказал шепотом, что она сама отважилась же пойти за ним, врагом Куявии…

– У Итании был Придон, – добавила Мелизенда, – а у меня есть ты. За тобой пошла бы и дальше, чем в ад.

На этот раз она ела спокойно и чинно, а Ютланд открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Любое, что ни брякни, будет именно брякнутостью, потому лучше смолчать, в молчании даже дурак может сойти за умного, да и вообще чаще всего бывает лучше промолчать, но из каждого из нас рвется дурость с ее громким «Кар-р-р!».

Алац сочувствующе ржанул и жарко подышал ему в ухо. Подошел хорт, снова попытался лечь на ее ноги, но не получилось, тогда сел рядом и с ожесточением поскреб задней лапой за ухом, поглядывая то на хозяина, то на Мелизенду.

Ютланд покачал головой.

– Ты отважная, но сумасшедшая. Ешь-ешь.

– Потому что искала?

– Да, – ответил он. – Сумасшедшая, но не понимаешь своей сумасшедшести. Я никогда не стану принцем, как ты надеешься.