любом посещении столицы старались избегать семьи Лигар. Только много позже я узнал, что Ларен с детства был влюблен в Олли – они росли вместе в замке Гриада. Гриад, может, и пообещал бы ему ее руку, если бы Ларен значился наследником герцогской короны или хотя бы выиграл турнир. Но он тогда еще не был старшим сыном и турнир проиграл. А ничто не меняет героя так, как неудача. Рыцарь может пережить разочарование, боль, поражение, но герой – никогда. Ларен Ладомар всегда был героем… – Берад надолго приложился к бокалу.
– Тогда почему Нирох предложил тебе Ло?ре Ладомар? Он же наверняка знает о вашей вражде?
– Конечно. – И замолчал.
Наутро, за субботним завтраком в компании семьи, Ганселера и священника-христианина, вопрос о женитьбе Кэя прозвучал опять. В конце концов, единственному сыну герцога Бирюзового озера тоже нужен наследник.
– А Ладомар в курсе? – Кэй вытаращил глаза, услышав новость впервые.
– Нирох пишет, что сообщил ему, – отозвался Берад.
Епископ Ваул оторвался от свежей пшеничной лепешки и демонстративно скромно заметил:
– Пожалуй, это будет мудро, господин.
– Это будет невыносимо! – гаркнул герцог. – Одна мысль о родстве с этим трусом невыносима!
– Но допустив такой союз, вы…
– Могли бы иметь ценную заложницу из Ладомаров на случай вторжения, – деловито проговорил Ганселер. Епископ демонстративно кашлянул.
– Допустив такой союз, – Ваул повысил голос и посмотрел на Берада, – вы, милорд, могли бы положить конец бессмысленной вражде. Прощение – орудие Бога.
Теперь шумно и демонстративно выдохнула Шиада, добавив себе под нос:
– Благие христиане, помешанные на всепрощении.
Священник нахмурился:
– Вашей светлости следует проявлять больше почтения. Я всегда это говорил.
– Ты постоянно что-то бурчишь, и все не по делу, – громче отозвалась Шиада. – Даже если он женится на этой Лоре, это не дает никаких гарантий мира. Нормы вашей всеблагой морали зачастую пустые слова для тех, у кого за поясом меч. А леди Лоре может снабжать отца нужными для вторжения сведениями.
– Лорд Ладомар ни разу не проявил интереса к землям его светлости, – возразил священник.
– Потому что никто не напоминал ему о былых обидах. Глубокие раны молчат только до тех пор, пока не тревожат их. А его светлость, как я понимаю, глубоко ранил ладомарское самолюбие.
– Ладно, – Бераду надоели разговоры вокруг, – вариантов у нас нет.
– С чего это? – вскинулся Кэй. – Мы можем, обговорив этот брак, поискать мне другую невесту.
– Что значит поискать другую? – непроизвольно возразил священник. На него воззрилось несколько пар глаз. Пришлось как-то объясниться: – Л… ложь – это грех, – произнес епископ не очень уверенно.
Берад поднял усталые глаза:
– Ваул, думаю, тебя ждет паства в церкви.
Тот оценил намек и, жутко недовольный, кряхтя, откланялся и ушел.
Обсуждение затянулось на добрых два часа.
С трудом Лигары и начальник их стражи Ганселер, чье мнение Берад высоко ценил, сошлись на том, что подлинной невестой станет младшая сестра нынешнего графа Гудана – юная Геда. Когда-то покойный отец Грегор Гудан обещал ее дому Отни, но, как известно, до свадьбы не дошло.
Чтобы одурачить одних и договориться с другими, нужен был хороший посол. Выслушав все абсурдные версии, Шиада предложила единственную разумную кандидатуру – себя. Против были все, но довод был железным: кровная племянница короля-старовера имела хоть какие-то шансы не разлучиться с собственной головой еще на подъезде к замку врага. Примирившись – то ли из-за убедительности, то ли из-за колдовства, – Берад настоял на громадной охране для супруги. Жрица отвергла и это: если после Ладомаров ехать в Гуданскую крепость, вдвоем затеряться легче. Никто ничего не узнает, никто не отследит. Да и потом, большой эскорт Ладомары расстреляют, как только путники приблизятся на расстояние, доступное настенным лучникам. А потом скажут, что перебили всех по ошибке – думали, вторжение, кто же знал.
Когда речь зашла о сопровождающем для герцогини, вопросов не возникло: Ганселер подходил всем. И совсем скоро, скрепя сердце при расставании с дочерью, Шиада в компании начальника стражи (который никогда не сомневался в пророческой силе госпожи, ибо помнил их первую встречу) выехала за ворота крепости. Первый раз за долгие месяцы ей удалось вздохнуть полной грудью: за высокими стенами донжона только и можно, что задыхаться.
Королева Гвен расхаживала по комнате взад-вперед, сетуя на злобного мужа, который, в отместку за своеволие, перед отъездом приставил стражу и запретил жене покидать отведенный этаж. Поддерживать связь с внешним миром и доводить до ума задуманное становилось сложнее.
