Повторять не пришлось. Оставшись в одиночестве, женщина наскоро распаковала оставшиеся вещи и рухнула на кровать. Разумеется, сна не было ни в одном глазу. Приняв решение вызнать о родине следующей раману как можно больше, она, конечно, вспомнила бравады Гора о возвращении в Орс, но даже подумать не могла, что наставник в свое время говорил всерьез.
Ну и что делать?
Выйдя из покоя танши, Гистасп замер: судя по звукам, отряд охраны вели сюда же. Вскоре к дверям приблизился провожатый – высокий, черноволосый, со шрамом на лице мужчина, который во время приветствия держался рядом с царем.
– Я помощник Стального царя, – начал он. – Мое имя Тиглат, но чаще меня называют Змей, так что можете звать так же.
Офицеры приветственно кивнули в ответ, назвались. Змей качнул головой в сторону запертой двери, из-за которой тут же вынырнул Лигдам.
– Она отдыхает? – поинтересовался брюнет, и Серт покосился на него с недоверием: слишком по-свойски прозвучал вопрос. Лигдам, однако, без тени сомнения, подтвердил.
– Тогда передайте мое почтение и скажите, что вечером будет праздник в честь гостей, а завтра утром – собрание и переговоры. Что до вас – этаж, конечно, в некотором запустении, зато полностью ваш. Да благословит вас Мать Сумерек!
Змей, пропуская мимо ушей слова благодарности, ретировался, намеренно не обращая внимания на замешательство охраны Бану: никто не ожидал услышать прощание, которое прежде доводилось слышать только из уст Матери лагерей. Гистасп и Вал вовсе переглянулись поджав губы – оба имели шансы убедиться, что Бансабира вкладывает в него чуть больше смысла, чем принято думать.
Опомнившись, Гистасп принял командование и быстро распределил охранников по комнатам, обозначил порядок дежурства у дверей госпожи и поспешил занять соседнюю с ней комнату.
Вечером тан Каамал облачился в мягкие штаны, закрепленные у щиколоток украшенными золотом и камнями манжетами, укороченный кафтан с расшитыми рукавами, воротом и подолом. Сразу было видно, что этот старик не нуждается в средствах. Другой тан, Дарн Вахииф, выглядел в сравнении с первым куда скромнее, хотя тоже торжественно. Третий, Луатар, будучи длинным и костлявым, напоминал цаплю. Иноземная генеральша спустилась в залу, одетая воистину чудовищным образом. Ее платье состояло из двух частей: нижняя белая рубашка о серебряных нитях была ненамного длиннее обычной туники и едва достигала колена; верхняя условно была до полу, крепилась только на правом плече, оставляя другое открытым, если не считать коротковатой косы, заплетенной набок. Юбка казалась чересчур узкой, в пол, да еще и с длиннющим разрезом на правой ноге, так что при ходьбе в нем постоянно мелькала полоска безупречно белой молодой кожи. Мягкие тряпичные туфли в тон позволяли ступать совсем неслышно и, являясь единственной приличной деталью одеяния гостьи, никак не меняли мнения Джайи, что чужестранка выглядит проституткой.
Подобравшись поближе, царевна постаралась в наиболее тактичных выражениях объяснить, что ТАК в Орсе ходить не принято и даже недопустимо. Бансабира только пожала плечами: нужно было проинструктировать о порядках раману Тахивран, а ей – посланцев. Теперь поздно, у Бану все равно ничего другого нет: или такие платья, или походная одежда. Джайя взвилась: ну должно же быть хоть что-то! Увы, теряя интерес к разговору, заявила Бану: все, что она знала об Орсе, – что страна южная и в столице жарко летом почти как в Ласбарне, который больше века находился у Далхоров в подданстве. Естественно было предположить, что здесь одеваются неким схожим с ласбарнскими краями образом. Там она, Бансабира, бывала неоднократно, поэтому и подготовилась соответственно.
Джайя, приметив боковым зрением, как в праздничную залу входит царь, взмолилась в последнем жесте: раз на то пошло, она может дать гостье какой-нибудь из своих нарядов. В ответ Бану посмотрела на царевну так, как это, по мнению Джайи, мог делать только Алай Далхор. Она непроизвольно сглотнула и примолкла, прикусив язык. Вот упертая дурочка! Ну и пусть потом сама разбирается со Стальным царем!
Впрочем, когда царевне настало время занять место на царском помосте, отец сделал ей тихое, но от этого не менее грозное замечание по поводу того, как выглядит дерзкая иностранка. Та, с трудом подавляя панику, пыталась как-то оправдаться совершенной неуправляемостью тану Яввуз. Алай не слушал, присматриваясь.
Праздник шел полным ходом, и многие быстро поняли, что суровым с виду ясовцам известен смех. Правда, друг от друга посланцы старались держаться подальше. Не считая малолетней тану Яввуз: рядом с ней постоянно терся Каамал (но этот еще ладно, размышлял Алай, они вроде в родстве), где-то неподалеку околачивались Вахииф и Луатар, и целая толпа местных. Не иначе как откровенная одежда делает свое дело, прикинул царь и, подозвав Змея, спросил, не узнал ли он чего. Тот ответил, что пока нет. Далхор было заявил, что в таком случае помощнику стоит переместиться с помоста вниз, поближе к гостям, особенно к малолетней выскочке, но Тиглат вежливо отказал, сказав, что так подобные вопросы не решают. Алай не стал усердствовать: в подобных делах он доверял Змею всецело.
Бану в самом деле было весело: она позволила себе выпить (для храбрости) и теперь смеялась над шутками Гистаспа совсем безудержно. Раду, Одхан, Ниим и Вал несли караул втрезвую, остальным, включая офицеров, танша махнула рукой: не смейте напиваться до невменяемого состояния, а до тех пор – делайте что хотите. Серт таким образом быстро влился в компанию царских гвардейцев и парней попроще, кого пустили на это сборище, зацепившись за какой-то потешный предлог вроде «Как тут у вас все иначе! А вот у нас по-другому, да, танша, ага, вот так…». Дан опытным взглядом обвел зал и, приняв на грудь, решительно направился к какой-то рыжей молодой женщине, едва не схватив при этом под ребро от ее мужа. Нисколько не расстроившись, Смелый еще пару раз мелькнул в компании разных девиц, потом какого-то черта потерся недалеко от царского помоста, а потом вообще куда-то запропастился.
