разобраться в них, – усердно тренируйся, приумножай золото, распределяй время и людей, занимайся делами ежечасно, до того состояния, когда даже дышать станет утомительно. Бансабира отдавала себе отчет в происходящем очень явственно: науки Храма Даг и правда так просто не забыть.
Боль потери, растерянность, гнев и страх – от навалившейся ответственности за огромный танаар, за многие десятки тысяч людей и, в конце концов, за собственную жизнь. Бану замерла посреди каменного коридора: она ведь так давно мечтала именно об этом! Семь лет под твердой и безжалостной дланью Гора, почти три года впереди армии, под беспрекословной волей отца – все это время она мечтала именно о том, чтобы наконец самой распоряжаться своей жизнью. И вот Праматерь преподнесла Бансабире чаемое на золотом блюде: богата, знатна, в расцвете лет, сама себе хозяйка!
Бансабира затряслась мелкой дрожью, все еще стоя в пустом коридоре. Да какая из нее хозяйка – обычная напуганная девчонка! Как оказалось, было здорово, когда за твоим плечом стоял кто-то еще, кто-то старше, мудрее, опытнее, да попросту важнее! Кто-то, кто мог решить все проблемы одним приказом, кто в любой ситуации, сколь бы скверной она ни была, мог, не спрашивая, сказать, что делать. Бану считала, что уже давно поняла, что подчиняться куда легче, чем управлять, но вся глубина пропасти между первым и вторым разверзлась перед ней только сейчас.
Приезд Маатхаса – слишком внезапный, ведь до сорокоднева еще пять дней! – всколыхнул то, что Бану предпочла бы наглухо утопить в себе. Ее чувства к союзному тану, как бы трудно молодой женщине ни давалось их определение, напоминали туго переплетенный клубок редкой дорогостоящей пряжи – распутывать не возьмешься, отдать кому-то пожадничаешь, хотя и понимаешь, что на целое платье все равно не хватит.
Сделав глубокий, прерывистый вдох, Бансабира закусила губу: теперь и с Сагромахом придется что-то решать самой. За спину отца больше не спрячешься. Хотя… Пожалуй, последний его приказ все еще дает танше возможность оттянуть нежелательный разговор, разобраться в себе, а если уж совсем не выйдет – обратиться за советом хоть к кому-нибудь.
Может, поговорить с дядей? Он ахтанат дома, он давно знает Маатхаса, и ему всяко больше восемнадцати лет!
Опомнилась тану, только когда раздались шаги стражников в конце коридора. Наскоро взяв себя в руки, Бансабира вздернула подбородок и решительным шагом направилась навстречу солдатам. Холодно осведомилась о том, где сейчас находится тан Маатхас с сопровождающими, и, выслушав, что «гости вскоре будут здесь», сделала жест ребятам идти куда шли.
Намотав еще несколько неспешных «кругов» по замковым коридорам, Бану наконец двинулась к парадному входу в донжон. Все равно дождаться Маатхаса спокойно ей не удалось бы, а минувшего получаса, как танше казалось, с лихвой хватило бы, чтобы, терзаясь волнением от предстоящей встречи, попросту свихнуться.
Когда тану Яввуз вышла на крыльцо, Маатхас с двумя сопровождающими (остальные остались перед парадной лестницей) уже поднимался. Едва заметив Бансабиру, он быстро опустил глаза и избегал встречаться с таншей взглядом до тех пор, пока не поравнялся с ней. Они давно не виделись, и сейчас тан слышал шум собственной крови в ушах.
– Благослови Иллана и Акаб, тану Яввуз, – сказал тан, поклонившись. Когда он распрямился, Бансабира наткнулась на такое знакомое и уже почти родное смешливое выражение чернючих глаз. Свита тана поклонилась Бансабире вслед за Маатхасом.
– Да пребудет с вами Мать Сумерек, – столь же вежливо отозвалась Бану, приветствуя сразу всех и радуясь в душе, что голос звучит ровно. – Я получила ваше письмо с соболезнованиями, благодарю за сочувствие.
– Ну что вы, госпожа, не благодарите в таких обстоятельствах. Это тяжелая утрата для всех нас. Я… – набрав в грудь побольше воздуха, Маатхас взял деловой тон. – Я бы хотел сразу прояснить один момент, тану. Мы приехали очень рано, полагаю, вы ждали нас в лучшем случае дня через три. Поэтому, если это причиняет неудобства, я со своими людьми могу расположиться в городе.
– Не говорите глупостей, тан, – ответила Бану, и Маатхас уловил нервные нотки в ее голосе. Раздражение, волнение, печаль, усталость, может, что-то еще, прикинул он в уме. – Мы с радостью примем вас и ваших людей.
Сагромах обезоруживающе улыбнулся:
– Хорошо. Тогда основную часть охраны я все-таки расквартирую в городе, а сам с этими двумя воспользуюсь вашим гостеприимством.
Бансабира не изменилась в лице, мысленно подивившись: оставляет подле себя всего двоих? Что он пытается сказать таким демонстративным проявлением доверия?
– Вы ведь помните Хабура? – продолжал Сагромах. Коренастый Хабур, знакомый Бансабире с начала похода, но особенно – по снятию осады, в которой танша едва не отдала душу Праматери, с глухим рыком улыбнулся, чем вызвал у Бану легкое недоумение.
– Конечно, – с непроницаемым лицом отозвалась танша.
Маатхас представил второго сопровождающего его бойца – Аргата, командующего «воителями неба», личной гвардией лазурных танов. Бану пригласила гостей в дом. Наскоро отдав несколько распоряжений, Сагромах отрядил своих вояк за стены чертога и поспешил в фамильный донжон Яввузов.
Бансабира шла немного впереди. Тан, с улыбкой и теплом в сердце окинув знакомую фигурку взглядом, поспешил догнать молодую женщину. Двое сопровождающих намеренно отстали: седоусый Хабур давно был в курсе происходящего и инструктировал товарища, который и сам уже представлял ситуацию.
Они двигались молча, пока наконец их не нашел управляющий. Бансабира передала гостей с рук на руки, попросила проследовать в отведенные покои, отдохнуть и вскоре прийти к ужину.
