Бансабира уставилась на мужчину с нескрываемым изумлением. Поскольку Гистасп молчал, тану произнесла вслух:

– И какое это имеет значение?

– Ну, – растерявшись, Гистасп попытался объяснить, – просто он приехал.

– Кто? – не поняла Бану.

– Тан Маатхас. Вот сейчас уже, должно быть, въезжает в ворота города. Мне дозорный сообщил с четверть часа назад о путниках под лазурным знаменем. Я сказал, что сам вас найду.

К концу его монолога Бансабира глядела на умника совершенно круглыми глазами: надо же быть таким нахалом!

– Гистасп, – позвала танша тихо, но мужчина непроизвольно съежился, безошибочно учуяв нотки смертельной угрозы, – и ты все время молчал?

Мужчина понял, что это не последний вопрос и лучше пока подождать с ответами.

– Не боишься заиграться?

Гистасп, сидя, распрямился туловищем, со всей готовностью заглянул танше прямо в глаза и произнес все тем же немного легкомысленным тоном:

– Признаться, очень боюсь, тану. Знаете, когда-то я сам пришел к Сабиру Свирепому и набился к вам в сопроводители. Приключения ради. Да и покойный тан полагался на мой расчет… – Голос командующего внезапно потух. – В первый же год я сильно об этом пожалел. Знаете, почему? В отличие от вашего от…

Бану вскочила с места:

– Заткнись!

Сотники Серта и сам тысячник обернулись мгновенно. Танша молчала, бойцы замерли в ожидании, обнажив на ладонь мечи. Гистасп немного отодвинулся от госпожи: ему хорошо было видно, что взгляд у нее не только гневный, но частично даже умоляющий. Да, конечно, само собой, он идиот. Ясно же, что сегодня она надеялась избежать необходимости принимать решения и даже размышлять о чем-то важном. А тут мало того что Маатхас приперся не ко времени, так еще и он, Гистасп, со своими драматичными признаниями. Он просто жалок.

Гистасп опустил голову так низко, как позволял позвоночник, и пробурчал куда-то в землю:

– Прошу прощения, тану.

– Госпожа! – запыхавшись, окликнул подоспевший солдат из «меднотелых». Подбежав напрямик через двор, он склонился в поясном поклоне, а потом, не удержавшись, в этой позе схватился за бок. – Извините, – выпалил, с трудом распрямляясь. – В город въехала делегация Лазурного дома. Похоже, сам тан прибыл. Они двигаются к донжону.

Бансабира коротко взглянула на него. А, этот. Бану не знала его имени, но давно приметила парня среди солдат – чернобровый, белокожий, отлично сложен, словом, слишком красивый на фоне остальных. Бросается в глаза.

– Твое имя, – ледяным тоном скомандовала тану.

– М-мард, – заикаясь, представился «меднотелый».

Танша сделала едва заметный жест, будто движением брови веля посыльному убраться, пока не попал под горячую руку. Тот поспешил отойти в сторону шагов на пять.

– За удобство Маатхаса отвечать будешь лично, – вновь глянула Бансабира на Гистаспа. Тот поднял на таншу взгляд, откликаясь на голос, но встать с колена не посмел. – И помоги тебе Мать Сумерек, Гистасп, если тан хоть раз на тебя пожалуется.

Она мгновенно подобралась, развернулась и упруго взлетела по лестнице, скрывшись в донжоне. Хотя бы намека на ту, предыдущую Бану, которая ленилась даже вникнуть в смысл собрания, происходящего в полусотне метров, не осталось.

Гистасп спохватился, подскочил и быстрым шагом помчался в замок с другой лестницы, чтобы ненароком не наткнуться на госпожу. Мимоходом он вскользь прошелся взглядом по физиономии Марда. Кажись, парень только что спас его от позорной прилюдной оплеухи. Отвлек внимание тану, и этого хватило.

Гистасп торопился, размышляя над ситуацией. Конечно, сам виноват. Знал, что рискует безбожно, когда решил отложить главное сообщение. Но отказать себе в удовольствии посидеть рядом с Бану, как это бывало в походном шатре, и поговорить о чем-то не особенно принципиальном, даже о ерунде – не мог. Ладно, если Маатхас будет доволен, танша, может, не вспомнит, что грозилась всыпать ему, Гистаспу, по первое число. Обойдется как- нибудь.