Жрица спешилась. Второй день их дороги подходил к концу, и путники вышли к опушке перелеска, оставляя за ним разросшуюся деревню. Бросившийся под ноги волей Праматери проток оказался кстати – Ганселер наудил мелкой рыбы и взялся за костер, а Шиада за ужин. Она почистила и выпотрошила улов, надела на ивовые прутья, наломанные здесь же, у кромки рощицы близ тракта. Разломала лепешку на двоих, отвязала от седел мехи с медовой водой, развернула тряпицу и высыпала на нее с горсть ягод, которые собрала днем в роще. Когда попутчик наконец вернулся с охапкой сухих веток, он изрядно удивился:

– Вы сделали? – указал на рыбу колючим подбородком.

Шиада кивнула.

– Я говорил, что вы замечательный попутчик? – «Для женщины», – улыбнулся он про себя, усаживаясь перед костром.

– Уже дважды.

– А моя младшая сестра, как правило, визжит, когда видит сырую рыбу.

Шиада никак не отреагировала на это признание. Отложила снедь, поднялась, отряхнула штаны и тунику.

– Срок Шиады, надо помолиться, – огляделась Вторая среди жриц. Голос быстро, буквально за пару слогов утратил окрас и зазвучал отстраненно. – Поджарь рыбу.

Жрица отошла чуть в сторону, оставив Ганселера при вопросах. Сложила руки в приветственном жреческом жесте и опустилась на колени…

Когда она вернулась к Ганселеру, рыба была уже готова.

– Никогда не видел, как вы молитесь, миледи, – невпопад отозвался мужчина.

Несмотря на то что Шиада испытывала к стражнику нечто сродни приязни, поддерживать беседу сейчас не было никакого желания.

– Госпожа, – осмелился Ганселер. Дождавшись, пока Шиада оторвется от созерцания жареной рыбы и обратит внимание, мужчина продолжил: – Вас что-то беспокоит?

Шиада оценивающе ощупала взглядом собеседника.

– Да, – отозвалась кратко.

Ганселер поерзал, сгрыз очередную половину рыбешки и попробовал еще раз:

– Может, я могу чем-то помочь?

Шиада поглядела на мужчину заинтересованно. Он хорошо к ней относился, с самого начала, кажется. Правда, ума это ему не добавляло, но почему не попытаться.

– Ты знаешь, какой сегодня день?

– Двадцатое мая, – отрапортовал начальник замковой стражи.

– А какой срок?

– Срок? – Лицо Ганселера чуть вытянулось, уголки губ опустились. Он помотал головой молча.

– Ну… – Шиада покопалась в голове, думая, как лучше объяснить. – Какой знак сейчас проходит солнце? Кто царствует в небесах?

Ганселер вновь мотнул головой, выкатив глаза:

– Единый, что размыт переменами. Говорят, он самый легкий из всех Небесных Владык, непостоянный, яркий и солнечный, как незамужняя дева, купающаяся в прелести собственной юности. Но непостоянство – лишь беспечная сторона перемен. И то, что не находит выхода в шалости, часто приводит к трагедии.

Жрица поплотнее обхватила себя руками, поджала плечи, вдыхая глубоко. Медленно выдохнула, облизнулась и, словно катая слова по языку, проговорила:

– В сумерках Шиады срок Близнецов пахнет особенно остро. И он заканчивается.

– Вы любите сумерки, – зачем-то сказал Ганселер, пристально следя за женщиной. Про еду оба уже и думать забыли.

Шиада качнула медноволосой головой.

– Я пытаюсь их понять, но так и не могу, – вздохнула жрица. – И никто не может разобраться в хаосе, кроме Того, кто его создал. Заря, срок Девственницы Тинар, дает надежду. Полдень, время Илланы, сулит благоденствие. Беспросветная ночь Нанданы-Смерти приносит мудрость. А с Шиадой все иначе. Она очень похожа на Близнецов: Госпожа Ворон едина, однако даже отдельные Ее облики не всегда имеют четкие контуры. В сумерках рождается ложь, за которой прячется что-то подлинное, истинное. Но сколь ни копайся, как ни ищи, все, что тебе удается, – поймать за хвост Тень Силы. И не больше.

Величественному разочарованию Шиады, казалось, не было предела. Она печально улыбнулась и глянула на Ганселера.

– Это беспокоит меня, Ганселер, – с легкомысленной иронией отозвалась жрица. – Это как если бы я просила лекаря вылечить больную ногу, не зная, что у меня за хворь, и потому опасаясь, как бы он не сказал, что следует отсечь.

Ганселер поморгал, оторопело глядя на госпожу, не нашел, что ответить, и в душе глубоко-глубоко посочувствовал Бераду. Да он, пожалуй, святой!