выгнутой пластинки, прикрепленного к пружине. Своим передним краем она упиралась в заднюю часть клинка и поднимала пружину, освобождая заблокированный зубец, позволяя сложить нож. В сложенном положении передняя часть пружины давила на дисковидную поверхность задней части клинка и не позволяла ножу самопроизвольно открыться.

В теории все казалось более чем ясно, но «витринка» твердостью значительно превосходила алмаз, а по прочности и упругости – более чем в десять раз все известные марки сталей. Подобрать соответствующую пружину из обычных материалов попросту не выходило, приходилось и всю начинку делать из «витринки», а это увеличивало стоимость оружия в разы. Зато, по мнению Ворона, оно того стоило. Механизм приводился в действие двумя кнопками на рукоятке, и обладатели подобных ножей в шутку между собой называли их «джедайскими».

Эскалатор скользил вниз. Просвет увеличивался, но разобрать что-либо пока не представлялось возможным. Ворон поставил ногу на ступеньку выше и облокотился на подвижную дорожку перил. В таком положении удалось бы быстрее вытащить нож, да и для стрелка он представлял бы гораздо худшую мишень. Непрофессионал обычно ожидает прямо стоящую фигуру, а Ворон все же надеялся, что убийца в прошлом снайпером если и являлся, то заказы на отстрел не брал. Да и не похоже на киллеров по найму: они так просто с катушек не слетают и умеют разграничивать домыслы, убеждения, чувства и бизнес.

Он выпрямился тотчас, стоило потолочным балкам уйти вверх и открыть площадь для обзора. Машин на стоянке почти не было. Несколько жались с противоположной стороны от въезда – две «Тойоты», «Лендкрузер», «Логан» и неожиданно «Москвич-2141» ярко-оранжевого цвета – видимо, владельцев не стали трогать.

У шлагбаума стояли два полицейских «Шевроле» и фургон цвета мокрый асфальт без опознавательных надписей, зато с «люстрой» на крыше. «Светомузыка» превращала стоянку в филиал сельской дискотеки перед открытием и неприятно била по глазам. Слава всему сущему, у доблестных сотрудников правопорядка достало ума не включать в пару к ней сирену, иначе было бы совсем невыносимо.

Предположительное место преступления находилось в будке охранника, почти у самых лифтов. Желтые ленточки полицейского оцепления были прекрасным маяком для привлечения внимания. Впрочем, соваться туда так и так не имело никакого смысла: парня уже не вернуть, экспертом Ворон не являлся, дедуктивными способностями если и обладал, то посредственными.

«А вот это уже некстати», – подумал он, наткнувшись взглядом на двух полицейских, стоявших возле эскалатора. Новая серая форма сидела на них как влитая, к внешнему виду придраться не получалось в принципе, за исключением того, что сами представители закона словно вышли из анекдота. Один длинный и худющий, будто строительный кран. Другой своими размерами стремился к идеальной фигуре, которая, как известно, зовется шаром.

Шарообразный полицейский то ли нервничал, то ли страдал от духоты. За те секунды, что Ворон спускался, он дважды снимал фуражку и обтирал платком лысую голову с топорщащимися на самой макушке чудом сохранившимися волосками.

Стоило Ворону сойти с эскалатора на стоянку, как длинный полицейский шагнул вперед, заступив ему дорогу.

«Спасибо, что хоть встать на твердую землю позволил», – подумал Ворон, вздохнув. Неумение думать у людей, облеченных какой-никакой, а все же властью, всегда его раздражало, а в отношении мелких сошек, считающих себя королями положения, – еще и изрядно бесило.

– Сержант Спириденкин, – представился полицейский и махнул удостоверением, словно фокусник колодой карт во время выступления.

– Не разглядел, – честно признался Ворон. – Покажите еще раз.

Полицейский поджал губы, словно вполне логичное требование, высказанное в отнюдь не хамской манере, его оскорбило, но удостоверение достал и сунул едва ли не под нос. Ворон отступил на полшага и кивнул, ненамеренно спародировав интонацию известного героя из мультика про «Винни-Пуха»:

– Да, действительно Спириденкин. А это кто?

Шарообразный полицейский, вздохнув так, словно нес на своих плечах всю бренность этого мира, тоже достал корочку и подошел.

– Сержант Качок, – представился он.

Одышка у него оказалась пугающая. Как в такой форме сержант Качок сдавал полицейские нормативы, оставалось лишь догадываться. Впрочем, к нему в отличие от Спириденкина Ворон испытывал сочувствие: не повезло мужику ни с телом, ни с фамилией, а тем паче с их сочетанием.

– Действительно Качок, – произнес Ворон все с той же интонацией и уже серьезно поинтересовался: – Чем обязан, господа?

Господа пришли в себя быстро, и длинный полицейский выдал заезженную фразу про оцепление, в которое не пускают посторонних.

– Да мне как-то нет дела до ваших мероприятий. – Ворон пожал плечами и будто невзначай покосился на будку охраны. В ней как раз зажгли свет, и стал заметен кровавый след, запятнавший оргстекло.

– Зачем же вы спустились? – спросил Качок, поскольку Спириденкин снова оскорбленно поджал губы в ответ на такое заявление.

– А мне не к вам, а ниже, – заявил Ворон, – или вторая подземная парковка тоже находится в сугубо вашем распоряжении?

– Нет-нет, не смеем задерживать. – Качок отодвинул напарника с дороги, благо комплекция позволяла ему сделать это с легкостью. – Прошу вас, проходите.

Ворон кивнул и прошел к следующему эскалатору, ведущему вниз.

– На лифте ездить надо, – буркнул Спириденкин.

– А у меня боязнь замкнутого пространства, – усмехнулся Ворон. – С детства. Но если бы вам требовалось, то давно уже обесточили бы эскалаторы,