матриарх однажды сказала, что информация – это валюта, а моя новая знакомая поставляла мне ее с избытком.

Пока мы шли в Гелиосферу на церемонию Консекрации, Нивени делилась со мной последними сплетнями.

– Император в ярости, Тайрус Домитриан испортил ему весь праздник.

– Да ну? – рассеянно пробормотала я, озабоченная состоянием своей прически.

Мы с Нивени, как и остальные дамы, соорудили себе на голове «звездный» ореол из косичек, переплетенных золотыми лентами. На нас были традиционные светящиеся золотые мантии. У всех, кто пришел оплакивать усопших предков, на щеках были нарисованы слезы как символ неизбывного горя.

Нивени энергично закивала, и ее косички тут же растрепались. У нее ведь не было особенных прядей, как у меня.

– Год назад семья Пасусов преподнесла императору пречистого по имени Лад. Его выкармливали вручную, без всяких там ускорителей роста. Это был самец, выросший до размеров нормального человека.

– Недешевое удовольствие, – приподняла я бровь.

Даже дьяболиков в первые годы жизни выращивали ускоренным методом. Кормить и заботиться о гуманоиде до тех пор, пока он не начнет приносить пользу, экономически невыгодно.

– Сенатор фон Пасус может себе это позволить. А императору желательны пречистые самого высокого качества, поскольку множество Домитрианов скончалось молодыми. Болтают же, что они – презираемые Солнцем.

Нивени состроила гримаску. Все знали, что кто-кто, а император никак не мог приписать эти смерти пустым суевериям. Ему точно было известно, от чего умирали его родичи.

– В общем, – продолжила Нивени, – он был очень рад получить Лада. Рассчитывал, что богу такой понравится. Однако Тайрус все испортил, осквернив пречистого.

– Неужели он совратил его?

Я не была верующей, но богохульство наследника поразило даже меня.

– Ага. – Нивени вновь закивала головой. – И признался в этом только вчера, когда Лада умащивали церемониальными бальзамами. Теперь его нельзя приносить в жертву. Император рвет и мечет.

– Неудивительно.

Да уж, Тайрус Домитриан был самым настоящим психом. Однако, по иронии судьбы, его распутство избавило пречистого от ужасной смерти.

Мы вошли в Великую Гелиосферу, чтобы посмотреть, чем же кончится дело. Там сновала челядь, разнося подносы с напитками, закусками и наркотическими средствами, такими как: саше с порошками, ингаляторы, капельники с интоксикантами и притирания. Сутера ню Эмпиреан в свое время показала нам, как пользоваться ими всеми. Я взяла немного мази и нанесла на запястье. Повлиять наркотик на меня не мог, а вот если заметят, что я избегаю подобных развлечений в один из важнейших государственных праздников, могут и косо посмотреть.

Император приказал на весь день приковать Тайруса к самому солнечному окну и отключить УФ-фильтр, чтобы наследник получил ожог. А также запретил ему участвовать в каких бы то ни было развлечениях во время праздника.

К тому времени, когда мы увидели Тайруса, его кожа уже покраснела, однако не похоже было, чтобы провинившийся, выставленный на всеобщее обозрение, чего-то стыдился. Напротив, судя по улыбке, он наслаждался своим публичным позором. Когда мы проходили мимо, я отчетливо услышала, как Тайрус произнес, растягивая слова:

– Ничего не могу поделать, бабушка…

Я покосилась на Нивени, но та как раз исподтишка сливала интоксикант из своего флакона, притворяясь, что наносит субстанцию на запястье. Неудивительно, что после произошедшего с ней у Домитрианов она боится потери самоконтроля. Я вновь прислушалась к болтовне Тайруса.

– Ты просто не понимаешь, как комбинация невинности и безволосости на меня действует, – говорил он. – Просить меня воздержаться, это все равно что поставить перед голодным редкий деликатес и потребовать, чтобы он воздержался от его употребления. Ожидать от меня сдержанности в таких условиях просто бесчеловечно.

– Ты – позор всей империи! – послышался голос матриарха рода Домитриан, грандессы Цинии. – Даже не потрудился нанести на лицо слезы!

Ее собственные щеки украшали изящные изображения слезинок.

– Чернила ужасно раздражают мою кожу. – На губах Тайруса возникла хитрая улыбка.

Его голубые глаза смотрели из-под медно-рыжей челки беспечно, даже с какой-то застенчивостью. Нос у наследника был длинноват, а на подбородке сохранилась немодная ямочка, которую он почему-то не исправил. Нивени рассказала мне, что Тайрус никогда не меняет своей внешности, даже по большим праздникам. Как и многие сумасшедшие, он не придавал ей особого значения. Судя по многочисленным веснушкам на коже, Тайрус не раз, прогневив дядюшку, подвергался наказанию солнцем. Их он, как ни странно, тоже не удалял.

– Неужели у тебя нет ни капли уважения к твоей безвременно усопшей матушке? – продолжала распекать внука Циния. – К почившим братьям? Ведь день Консекрации посвящен нашим мертвым!