Я задрожала от ужаса.
Сейчас они увидят Сиффрина!
Может, стоило издать крик тревоги? Я уже открыла пасть. Но прежде чем успела хоть что-то произнести, Сиффрин исчез. Моя челюсть отвисла. Я потянула ноздрями воздух, повернула вперед усы. Почуяла сладкий, богатый аромат шкуры Сиффрина. Я поняла, что он по-прежнему здесь, прижался к траве. Но вместо того, чтобы превратиться в страшную тварь, он стал крошечной светлой собачкой – самой маленькой, какую только мне доводилось видеть.
Черно-рыжая собака растерянно склонила голову. Она гавкнула, подзывая остальных, и те сгрудились возле нее.
– Это кто? – прорычал высокий пес с темной шкурой. – Кролик?
– Кто-то есть там, в траве, – пояснила черно-рыжая. – Сначала был похож на… на лиса с большим красным хвостом. Через мгновение я увидела маленькую собачку. А потом она исчезла.
– Ну и кто это был? Кролик, лисица или… или еще кто-нибудь? – В голосе высокого пса слышалось легкое презрение.
– Исчезла? – рявкнула белая собака с клочковатой шкурой. – Ты что, опять нажевалась канареечной травы?
Другие псы фыркали и повизгивали, забыв о том, как были насторожены мгновение назад.
Сиффрин уперся в меня внимательным взглядом.
– Растай! – шепнул он. – Скорее!
Я поспешила беззвучно прочесть заклинание:
– Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым… Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом…
Сиффрин пополз вперед на животе, медленно продвигаясь в траве. Он таял, оставаясь в чужом облике, наложив одно лисье искусство на другое с ловкостью опытного мастера. Крошечное тельце светлой собачки едва задевало стебли травы, когда Сиффрин проскальзывал между ними. По сравнению с ним я чувствовала себя огромной и неуклюжей.
Истаивание далось мне легче, чем это было в Серых землях. Произнося напев, я почувствовала, как мой взгляд затуманивается, биение сердца замедляется. Тело расслабилось под его ровный ритм. Я тихонько ползла в траве, и хвост волочился за мной.
– Там! – гавкнула черно-рыжая собака. – Видели? Трава шевельнулась!
– Трава шевельнулась! – передразнил ее вожак стаи, а остальные повизгивали и рычали. – Ветер дунул! Или чудовище появилось.
Черно-рыжая оскалилась:
– Но я чую лисиц! А ты разве нет?
Ободранная белая собака вскинула морду и рыкнула:
– Да на таких лугах лисицы сплошь и рядом! Только днем они обычно спят, так? Запах наверняка старый. Они же оставляют везде свои метки. Это все знают!
– Но запах знакомый… Мне кажется, это те самые лисицы, из папоротников! Серый лис и детеныш, которые нам соврали насчет кроликов.
– И в этом ты виновата! – огрызнулся вожак стаи, хотя именно он и попался на хитрость Хайки, а не куда более подозрительная черно-рыжая собака. – Лисам нельзя доверять, это я постоянно твержу, только она не слушает! – повернувшись к остальным, пролаял он.
Черно-рыжая злобно вздыбила шерсть. Если эта собака нас догонит, нам придется нелегко… Я постаралась не думать об этом, осторожно двигаясь за Сиффрином. Он полз в сторону орешника. Добравшись до него, мы бы оказались достаточно далеко от опасных врагов. Я сдержала дыхание, хотя сердце колотилось у меня в горле. Осталось немного…
– Там точно был не красный лис? – прорычал вожак.
Крепкий рыжий пес пролаял в ответ, высоко задрав короткий хвост:
– Смотри на меня, я – лисица! У меня огромный хвост, как у пушистой кошки!
Собаки хрипло загавкали, насмехаясь над черно-рыжей, и помчались вперед – между мной и Сиффрином, – невольно преграждая мне путь к бегству.
Я напряглась, грудь сдавило, воздуха не хватало. Но стоит сделать вздох, и собаки сразу заметят меня.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым…»
Я с трудом осознала, что Сиффрин уже добрался до ореховых кустов и сбросил с себя истаивание. Вот она, под ветками, – крошечная собачка…
Вожак стаи шумно зевнул. Он устал от этой игры.
– Я голоден. А тут есть нечего.
Остальные собаки тут же насторожились.
– Я видел кролика на другом краю луга, – сообщила белая собака с клочковатой шерстью.
Наконец я почувствовала, как они удаляются. Моя грудь надсадно ныла, горло пересохло. «Еще чуть-чуть, – умоляла я себя. – Они почти ушли…»
«Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом…»