Я стряхиваю песок с рюкзака и забрасываю его за плечи. Внутрь я пока даже не заглядывала, но это единственное, что у меня осталось от мамы, и никакая сила на Земле не заставит меня расстаться с ним.
– Так, с этим все ясно, – говорит он и пускается в путь. Я стараюсь не отстать, смутно догадываясь, что он мною недоволен.
– Когда вернемся в город, будешь делать все в точности, как я скажу. Ясно? Тебя активно разыскивают, и ближайшие несколько часов будут исключительно опасны. К счастью, я знаком кое с кем, кто может значительно уменьшить риск поимки. – Он замедляет шаг, давая мне возможность поравняться с ним. – Хорошо, что ты высокая. За свою можно принять.
Он знает более удобные проходы через кучи камней, нежели путь, которым шла я, так что теперь удается обойтись практически без единой царапины. Мы выходим к задней стене какого-то строения, и он заводит меня внутрь, хотя дверь, надо сказать, повернулась на петлях с большим трудом.
– Это
Лэчлэн берет меня за локоть и тянет в сторону.
– Нет. Дойти до такого состояния мы бы второрожденным никогда не позволили. Мы никого из своих не оставляем без присмотра. Всегда готовы прийти на помощь друг другу, защитить от Центра и от самих себя – до самой смерти.
Я чувствую, как меня пробирает дрожь.
– Но разве эти люди тоже не нуждаются в помощи? Пусть даже они не второрожденные.
Кажется, я задела больное место.
– У них есть все права, предоставляемые законом, – чеканит он. – И если им не жаль самих себя, то это их проблема.
Ну, не знаю. Что-то промелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на наркоманов, – что-то, заставляющее заподозрить, что в глубине души он так не думает.
Вскоре мы выходим из здания и попадаем в узкий переулок, который почти сразу выводит нас к другому строению. Мы пролезаем через окно, расположенное на уровне мостовой, попадаем в пустое полуподвальное помещение и идем коридорами, пока не оказываемся где-то еще, непонятно где. И так повторяется из раза в раз; мы пробираемся в основном подвалами ветхих домов, через брошенные склады и какие-то пустые конторы, выныривая на поверхность лишь изредка и всего на несколько секунд, блуждая по лабиринтам, лишь бы только не попасться кому-либо на глаза.
Вскоре я окончательно теряю ориентировку. Не поймешь, прошагали мы несколько миль в сторону Центра или движемся по кругу. Наконец из очередного подвала мы попадаем в соседнее здание. Поднимаемся по лестнице на пять пролетов и останавливаемся у запертой двери, замок которой открывается сканированием отпечатка пальца. Лэчлэн прижимает большой палец к замочной скважине и, кажется, нервно проводит им вверх-вниз.
Я озабоченно сдвигаю брови.
– А что, разве это хорошая идея оставлять отпечатки пальцев? Снимут ведь и занесут в базы.
– Правильно мыслишь, – откликается Лэчлэн. – Но видишь ли, сканер, к счастью, – это всего лишь приманка. Дверь открывается от морзянки, которую я только что отстучал. А отпечаток сканируется лишь в том случае, если этого шифра не знать. Так мы отслеживаем тех, кто пытается проникнуть сюда тайком.
Умно. В Эдеме явно существует целый набор ловушек, о которых я и не подозревала.
Внутри мы наталкиваемся на деловитую, средних лет женщину, по костюму похожую на обычную сотрудницу Центра. Я инстинктивно прячусь за спиной Лэчлэна, но он приветствует ее, назвав по имени.
– Привет, Роза, расписание дежурств на сегодня готово?
Я осторожно выглядываю из-за его плеча и всматриваюсь в ее глаза. В них ровно, тускло отсвечивают импланты. Стало быть, не второрожденная.
– Разумеется, малыш. Когда это у меня не было готово расписание дежурств?
Он треплет ее по плечу и чмокает в щеку.
– А это кто такая? – спрашивает она.
– Никто – пока. Я веду ее к остальным.
Роза округляет брови и пристально глядит на меня.
– А ее уже проверили? Потому что, если нет, уходить отсюда ей нельзя.
Лэчлэн смотрит на меня.
– Вчера она прошла точно такую же проверку, как многие другие второрожденные.
– Но не такую, как другие, – возражает Роза, сурово глядя на него. – Впрочем, если ты утверждаешь, что ей можно доверять…
– Можно.
– В таком случае пошли.