лошадей) выплачивать? Вот и терпит и оскорбления, и самоуправство – суть как раньше с нашими мужиками, кормильцами от сохи. Разве что теперь крепостные не в лаптях, а при галстухах ходят, однако ж какая разница. Да, и ещё по кредитам: представляешь, тут есть люди, взявшие в долг деньги Северо-Американских Соединённых Штатов. Господь всемогущий, да я не знал, как сами-то Северо-Американские Штаты выглядят, а не то что их ассигнации. За один заокеанский талер дают аж шестьдесят целковых. И общая забава – следить за курсом талера, падает он к рублю или растёт. Чего уж там – в талерах многие держат свои сбережения, ими платят взятки чиновникам, в них установлены цены на многое, включая билеты на летающие воздушные сигары. Вот я думаю, предложи я расплатиться талерами в моё время, за какого идиота меня бы приняли в Петербурге? Я же в Турцию с червонцами ездил, и брали их за милую душу. А тут такие вот сплошные неприятности.

Ох, заговорил я тебя, похоже, Аннушка.

Целую твои руки, да и не только. Что? Остальное, красавица, сама домыслишь :-). Остаюсь вечно твой, в целости, и даже не частично – Саша Пушкин, всё такой же романтичный.

P.S. Опять снился окаянный сундук. Как же оно достало… ((.

(бар «Рок-н-ролл», с довольно ярким освещением)

– (Выдыхая после рюмки.) Вот мне интересно. Вы все хором ругаете наш мир. Жалуетесь, как он скучен, развращён, сделан из целлулоида, насколько человеческие чувства подменены телевизором и компьютерными играми. Разве когда-то люди были другими?

– (Несколько неуверенно.) Разумеется, были.

– О, надо же. То есть в вашем веке, Александр Сергеевич, не существовало предательств, измен, извращённого секса, наркотиков и погони общества за баблом? Насколько мне известно, автор «Алисы в Стране чудес», достопочтенный Льюис Кэрролл был наркоманом. Да, сейчас люди лезут драться из-за косо брошенного взгляда, будучи под «мухой», однако в ваше время за такое вызывали на дуэль и убивали. Вы ведь сами…

– (С достоинством.) Всё не так легко, сударыня. Мерзавец французик возжелал мою жену.

– (Шёпотом.) А вы сами никогда не желали чужих жён?

– (Наморщив лоб.) Милочка. Вы же должны понять – я творческий человек. И для вдохновения мне необходимо трахать всё, что движется, а что не движется – толкать и тоже трахать. Иначе у меня не получится дивных стихов, коими до сих пор восхищаются в мире. Секс – двигатель таланта. Желал, каюсь, желал. Но сугубо во имя искусства.

– Искусство автоматически означает блядство нон-стоп?

– Если хотите, то да. Вы знаете, у вас постоянно какая-то грызня между писателями, актёрами, певцами. Как они друг друга ненавидят, как завидуют. Соцсети открыть невозможно: один про другого что-то накляузничал, а тот парировал, и двадцать страниц ругани. Это всё с недоёба, сударыня. Когда у человека есть постоянная любовь, он не тратит время на сущую ерунду. Посвящает его своей единственной, а не ответам на комменты.

– А вам не хотелось вызвать на дуэль личность, обосравшую ваши стихи?

– Постоянно. И это естественное чувство – пристрелить существо, коему не нравятся произведения, начертанные благодаря неустанным молениям музе. Напишут, что рифма никуда не годится, вроде как «ботинки-полуботинки», и что тебе делать? Вежливо объяснить подлецу его ничтожность не получится. Правда, сейчас всё ещё смешнее. Я не представляю, как поступить тому же Бондарчуку или Михалкову, чьи фильмы оскорбляют все сто процентов населения Великороссии. Ведь каждого жителя на дуэль не вызовешь.

(Уже довольно привычный звон бокалов.)

– (Теряя терпение.) Допустим. Но современность лучше хотя бы с технологической точки зрения. Прежде вы мучились, отправляя курьеров, а сейчас послал эсэсмэс – и всего делов. Даже на улице вы можете позвонить приятелю, любимой. Разве это не прекрасно?

– (Без сомнений.) Нет. Тебя везде и всегда могут достать – чего ж тут прекрасного, сударыня? Вы уходите из конторы, и тут вам названивает министр, дескать, ещё много дел, надо вернуться. Вам звонят ночью, в выходные дни, в Рождество, в Пасху, где бы вы ни были – с детьми на прогулке, с женой в постели, в бане или даже, пардон муа, в отхожих местах. И подобные вещи вы называете удобством? Да это ад кромешный.

– (Слегка, что называется, «зависнув».) Блин. Возможно. Хорошо, давайте возьмём передвижение. Вспомните лошадей. Извозчиков. Четверики, пятерики, шестерики. По городу ехали часами. Теперь сел в машину – и мчись себе с ветерком куда угодно.

– Простите, я так полагаю, что вы шутите. Где в белокаменной вы поедете с ветерком? У вас такие пробки – по-пластунски быстрее. Вы предпочитаете киснуть в железных повозках, нежели пересесть на метро, безлошадную «конку». Тратите кучу времени на ерунду. А вот на извозчике по Москве передвигались куда быстрее. И главное, везде можно было припарковать сани и не платить за это состояние, а саму лошадь не угоняли. С какого счастья мне радоваться подобной дребедени и называть её вершиной технического прогресса? Вы тут с ума посходили, а я отчего-то должен восторгаться вашим безумием.

– (Теряя терпение.) О’кей. Но в двадцать первом веке с таким ранением в живот, как у вас, люди выживают. Вы умерли. А благодаря современной медицине – жили бы!