сильному войску. Послышались тихие щелчки и пиканье – туристы взялись за камеры.

– А что будет с людьми, которые там живут? – спросила загорелая женщина в майке с надписью: «Я люблю царя Тутанхамона». – Как с ними поступят?

– О, им повезло, – рассмеялся гид. – Они получат не только компенсации, но и новые, благоустроенные квартиры со всеми удобствами – гораздо лучше, чем их старые дома. Хотел бы я, чтобы и мой дом вот так же снесли! – Он воздел руки к небу. – Пожалуйста, Господи, сделай, чтобы мой дом тоже сломали и я получил бы квартиру с большой кухней и туалетом со смывным бачком!

В группе послышались смешки. Туристам нравился их экскурсовод. Знающий, вежливый, порой беззаботно-дурашливый. Истинный египтянин.

– Если серьезно, – продолжал он, – уверяю, это факт: люди с радостью переезжают в другое место, чтобы открылось древнее чудо. Мы, египтяне, гордимся своей историей и тем, что можем поделиться ею с другими. Поэтому аллею расчистили в рекордные сроки, чтобы ее увидел весь мир. Наше прошлое – это ваше прошлое. Так же как мое сердце – ваше сердце!

Он подмигнул загорелой женщине, снова вызвав смех среди туристов. Немного шутливых намеков – им это тоже нравилось. Гид начал объяснять, что Аллея сфинксов ведет свое начало со времен царствования фараона Нектанебо I и на ней проходили знаменитые праздники Опет, во время которых изображения трех главных богов Фив торжественно перевозились в ладье из Карнакского храма в Луксорский, но Халифа уже не слушал. Закурил сигарету и, выйдя из тени пилона, где стоял, когда пришла группа, направился к центру храмового комплекса. Он спрашивал себя, не стоило ли кое-что объяснить туристам – сказать, что его дом был снесен, чтобы дать место аллее, и он не испытывает по этому поводу ни малейшей радости. Но какой смысл? Эти люди заплатили хорошие деньги, чтобы приехать сюда, и ему не следует нагружать их своими проблемами. Прошлое Египта, возможно, их прошлое, но настоящее Египта их не касается. Цари и царицы, гробницы и иероглифы – вот что их интересует. А не какой-то никчемный детектив, чей мир рухнул и лежит в руинах. Это скучно. Не важно.

Халифа миновал девятый, восьмой и седьмой пилоны и оказался на широком мощеном пространстве Двора находок. Группа школьников фотографировалась напротив седьмого пилона у подножия фигур Среднего царства. На земле, скрестив ноги, сидел мужчина и копировал надпись фараона Меренптаха на Израильской стеле – единственный найденный в Египте текст, где упоминается Израиль. День клонился к закату, тени удлинялись, но температура воздуха была еще хорошо за тридцать – плотное, обволакивающее покрывало жары лишь слегка колебали порывы ветерка с Нила.

Халифа провел здесь вторую половину дня после того, как в обеденный перерыв побывал в полицейском тире. Из надежного хранилища за храмовым комплексом исчезло несколько каменных блоков – на двух были картуши Эхнатона, – и он брал показания у всех, кто имел доступ на склад. Потом он опросит осведомителей, свяжется со знакомыми торговцами древностями, но у него было мало надежды вернуть утраченное. Блоки могли украсть месяцы, даже годы назад – инспекция проводилась редко, и пропажу заметили случайно. Теперь они почти наверняка украшали камин какого-нибудь миллионера – любителя старины на другом конце света. Как заметил экскурсовод: египетская история – всеобщая история. Даже если при этом приходится красть, чтобы обладать ее частицей.

Затянувшись сигаретой, Халифа миновал проход в северозападном углу двора и оказался среди высокого леса колонн Гипостильного зала. Несколько часов назад в этом месте никого не было: невыносимая послеполуденная жара прогнала туристов в убежища охлаждаемых кондиционерами гостиничных номеров. Но теперь они хлынули обратно, и зал был полон людьми. Халифа протолкался сквозь группу японцев – или это были китайцы, он не умел их отличать – и направился в сторону второго пилона – к выходу из храма. Но на середине зала внезапно замедлил шаг и остановился, словно пораженный какой-то мыслью. Нахмурился, посмотрел на часы, чертыхнулся и пошел в обратном направлении. На этот раз он миновал проход третьего пилона, возвышающийся обелиск Тутмоса I, четвертый пилон, обелиск Хатшепсут и оказался на обширном, с росшими тут и там пальмами пространстве у Священного озера. Перед ним раскинулся прямоугольник подернутой легкой рябью темной воды, рядом с которым находились защищенная навесом зона отдыха и уродливая бетонная трибуна, с которой туристы смотрели ежевечернее представление «Звук и свет». На середине озера застыла маленькая гребная лодка, планшир которой опустился почти до самой воды. В лодке сидел грузный мужчина в очках, слишком тесном голубом комбинезоне и шерстяной шапочке. Он перевесился через борт и что-то держал в воде.

– Так и знал, что ты здесь, – пробормотал Халифа.

Он дождался, когда мужчина вытащит из озера большую лабораторную пробирку, запечатает и положит в ящик на носу лодки. Затушил сигарету о ствол пальмы, выбросил окурок в урну и вышел на мощеный берег озера.

– Салям! – крикнул он.

Мужчина поднял голову и прищурился за толстыми стеклами очков. Мгновение он непонимающе смотрел на человека на берегу, а затем расплылся в широкой улыбке.

– Юсуф!

– Как дела, Омар?

– Вот беру пробы на загрязнение воды. Что может быть лучше? Хочешь ко мне? Замечательный день, как раз такой, чтобы немного поплавать.

– Нет уж, спасибо, только не в твоей лодке. Она и для одного-то слишком хлипкая.

– Чепуха! – Омар встал во весь рост и стал раскачивать скорлупку. – Вот видишь: надежная, как нильский паром.