– Я знаю одно: мой сын умер. И если сейчас уйдет муж, он тоже умрет. Не хватит ли горя нашей семье? Останься – не ради меня, ради детей. Юсуф и Батах уже потеряли брата. Не добавляй к этому списку отца.
– Они не потеряют отца…
– Потеряют, Юсуф. Я знаю, чувствую. В какие бы опасные, сумасшедшие дела ты ни влезал за годы нашего брака, я всегда тебя поддерживала, потому что ты самый лучший мужчина на свете и все твои поступки были от доброты твоего сердца. – Она прижала руку к груди. – Но сейчас, Юсуф, что бы ты ни замышлял, это исходит не от добра. Вижу по твоим глазам. От ненависти, гнева и боли, и твой поступок способен посеять лишь новую боль. Если то, что ты сказал, правда, судья этим людям Аллах. Наказывать Ему, а не тебе. То, что ты задумал, кончится трагедией, я это знаю. Знаю! Я больше не выдержу трагедий. Никто из нас не выдержит. – Прижавшись к ногам мужа, Зенаб зарыдала. – Умоляю, Юсуф, как жена мужа, как мать отца своих детей, как друга, не уезжай сегодня. Заклинаю, не надо! Не оставляй меня! Останься!
В десяти метрах от них на улице собралась небольшая толпа людей, которые наблюдали за развитием драмы. Некоторые даже достали мобильные телефоны и снимали сцену. Халифе было на них наплевать. Он оторвал от себя руки жены, опустился перед ней на колени и обнял ее.
– Все в порядке, – шептал он. – Все в порядке, дорогая. Все будет хорошо.
Постепенно Зенаб успокоилась. Халифа немного отстранился, поднял ее голову, достал платок и вытер слезы со щек. Прошло еще несколько минут, они, обнявшись, застыли на коленях. Казалось, в мире, кроме них, никого не существует – окружающее померкло, исчезло, и они оказались в особенном, никому не доступном пространстве. Затем Халифа осторожно помог жене подняться. Зенаб улыбнулась, решив, что он внял ее мольбам, но тут же заметила, как он посмотрел на часы.
– Боже, Юсуф, неужели…
Он, не дав ей договорить, прижал палец к ее губам. За двадцать лет их брака никогда не случалось, чтобы она вот так жарко его попросила, а он бы не послушался. Всегда исполнял ее желания. Прыгнул бы со скалы, если бы она захотела. Что-то произошло с ним в лабиринте. Изменило, переиначило, ожесточило. Он стал не тем человеком, каким был раньше.
– Я люблю тебя, Зенаб, – сказал он каким-то вдруг потускневшим, безжизненным голосом. – Больше всего на свете. И детей. Вы для меня все. Но я должен это сделать. Ради Али. И ни ты, ни кто другой меня не остановит. Я вернусь завтра утром. Обещаю.
Халифа наклонился и поцеловал жену. Снова бросил взгляд на часы – 18.28. Время на исходе. Он достал из кармана тетрадку Пинскера и побежал прочь. Сзади какой-то человек вытянул руку с мобильным телефоном и снимал телеобъективом, как Зенаб снова рухнула на колени и закрыла лицо ладонями.
«Привет, Арие, получила твое сообщение. Я обещала пообедать у Ринаты, но ты можешь заскочить позже. Или давай вместе позавтракаем. Если ты серьезно насчет той работы и переезда в Хайфу, это можно обсудить. Жду от тебя звонка. Шалом».
Бен-Рой слушал сообщение, держа телефон в левой руке, а правой извлекал из багажника «тойоты» красные полицейские номера.
За первым последовало второе сообщение: «Постскриптум: я тебя тоже люблю, верзила. Хотя всеми силами стараюсь этого не делать».
Бен-Рой захлопнул багажник, запер машину, прилепил на заднюю панель номер на магнитном держателе и при этом пытался придумать, как бы получше ответить Саре – сообщить, что хотя он и любит ее больше всего на свете, но снова подвел. Он не представлял, как это выразить словами, чтобы ей не показалось, что он в очередной раз отмахнулся от нее, пошел на попятную. Время поджимало, и он решил заняться этим, когда сядет в самолет. В последний раз попытался дозвониться Халифе, сунул трубку в карман, повесил передний номер и со всех ног кинулся в зал вылета международного аэропорта Бен-Гурион.
Странное решение, можно сказать, безумное, но медлить было нельзя, а никакого плана лучше в голову не пришло. Египтянин не отвечал. Его приятель Дэнни Перлман из отдела по связи с зарубежными органами правопорядка тоже. Следовательно, у него не было способа выйти на контакт с египетскими властями. Но если бы даже и был, что бы он им сказал? Что банда головорезов-антикапиталистов готовит акцию на египетской территории? И им будет помогать и поддерживать сотрудник их собственной египетской полиции? Халифе его информация на пользу не пойдет, даже если спасет жизнь.
И в отчаянии, не видя иной возможности, Бен-Рой позвонил в «Эль Аль». В Александрию летал всего один рейс в неделю – тот самый, на который заказала билет Ривка Клейнберг. Очередной вылет был следующим вечером – слишком поздно: ловушка к этому времени успеет захлопнуться и Халифа останется лежать лицом вниз с пулей в голове. Кроме «Эль Аль», в Александрию летала лишь египетская компания «Эр Синай» – дочерняя фирма авиаперевозчика «Иджипт эйр». Бен-Рой не особенно рассчитывал на успех, но когда позвонил, его пессимизм рассеяли – предложили рейс в 19.10 с посадкой в Александрии в 20.45. Он стал лихорадочно прикидывать, как еще мог бы спасти друга. Разве что бежать к Стене плача и горячо молиться – других способов не было. И он заказал место. Забежал домой за паспортом, понесся как бешеный в Лод и успел в аэропорт за семнадцать минут до взлета. Решению способствовали дикая спешка и напор обстоятельств. Если бы у него было время подумать, он бы ничего подобного не совершил. Также как и Халифа не прыгнул бы через провал в лабиринте.
У стойки регистрации компании «Эр Синай» никого не оказалось – все пассажиры давно находились на борту. Гражданскому никогда бы не разрешили посадку за пятнадцать минут до взлета. Но Бен-Рой показал полицейское удостоверение и, перепрыгнув красную ленту, бросился к воротам. Проверяющая
