Улица находилась в уютном жилом районе, вдоль мостовой с обеих сторон росли клены, раскинув голые ветви, которые летом покрывались зеленой листвой, а осенью пламенели красным. Дом из желтого кирпича от тротуара отделяла неширокая лужайка и большое крыльцо, украшенное рождественскими гирляндами.

Когда Гвинет остановилась у бордюрного камня, я ожидал, что останусь в салоне, но услышал:

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Ты будешь в безопасности.

– В этом городе я побывал только в твоей квартире, – ответил я. – Любой дом – ловушка, место, которого я не знаю и откуда слишком мало выходов.

– Только не этот дом.

– Я не могу.

– Сможешь, Аддисон.

Я вжался в спинку сиденья.

– Они не причинят тебе вреда, – заверила Гвинет.

– Кто они?

– Они заботятся о ней.

– О девушке без имени?

– Да. Пошли. Я хочу, чтобы ты увидел ее.

– Почему?

Она уже открыла рот, чтобы ответить… и не произнесла ни слова. Смотрела на черные ветви кленов, которые ветер медленно оплетал снежными кружевами.

– Не знаю, – наконец заговорила она. – Я не знаю, почему хочу, чтобы ты увидел ее. Но точно знаю, что ты должен. Это важно. Я знаю, это важно.

Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул, словно с воздухом уходили и мои сомнения.

– Я им уже позвонила, – добавила Гвинет. – Они знают о нашем приезде. Я сказала им, что у тебя есть… проблемы. Серьезные проблемы. Они меня понимают, знают, какая я. Они уважительно отнесутся и к твоим проблемам, Аддисон.

– Наверное, раз ты не боишься их, я тоже не должен.

Несмотря на мои слова, я боялся заходить в дом, но вышел из внедорожника, захлопнул дверцу переднего пассажирского сиденья и подождал, пока Гвинет обойдет «Ленд Ровер» спереди.

Снег сразу вплел бриллианты в ее черные волосы, облепил серебристые туфли.

Только в тот момент я обнаружил еще одно сходство между ней и марионеткой, помимо глаз и начерченных тушью ромбов. У марионетки черному фраку и такой же рубашке компанию составлял белый галстук, Гвинет тоже была вся в черном, за исключением туфель.

Я чуть не отвернулся от дома, но любил ее, а потому последовал через калитку в железном заборе из заостренных стержней.

– Его зовут Уолтер, – ввела меня в курс дела Гвинет. – Он вдовец с двумя маленькими детьми. Служил фельдшером в армии, а теперь помощник врача.

Она даже не шла, а скользила, как на коньках, и я подумал, что эта девушка никогда не упадет, ни на неровной поверхности, ни на полоске льда, удивительная координация ее движений бросалась в глаза.

– Здесь живет его сестра, Джанет, – добавила она, поднимаясь на крыльцо. – И старая женщина, Кора. Джанет и Кора – медсестры. Пациентку никогда не оставляют одну дольше чем на несколько минут.

– Не слишком ли много для тебя людей? – спросил я.

– Они понимают мои особенности. Не подходят слишком близко. В одной комнате со мной никогда не бывает больше двоих. И с тобой все будет хорошо.

– Я этого не знаю.

– Зато знаю я. Все с тобой будет хорошо.

За дверью, на которой висел рождественский венок, раздалась трель звонка.

Дверь открылась сразу, раздался мужской голос:

– Гуин, мы скучали по тебе.

Я не видел его, потому что стоял, опустив голову, боялся, что балаклавы окажется недостаточно и он узнает меня по глазам.

– Я такая же, как всегда, Уолтер, поэтому обычно никуда не хожу. Но этот вечер… особенный.

Не без предчувствия дурного я последовал за ней в прихожую с полом из толстых досок и круглым, с цветами, ковром посередине. В соседней комнате работал телевизор: серьезный голос что-то вещал.

– Как я понимаю, это Аддисон. – Голос Уолтера.