– Так, посмотрим, сложно, очень сложно… Брат Эмили, Сэм, ещё свободен… – Флоранс нахмурила лоб, как будто напряжённо размышляла. – Может, мне удастся уговорить его, и он возьмёт с собой Лив.

Точно, Сэм, или, как выразилась Персефона, Прыщавый Сэм.

– Но я, конечно же, ничего не могу обещать.

О да, чем дальше, тем интереснее. Теперь мне, наверное, надо ещё на коленях попросить этого Сэма, чтобы он согласился пойти со мной на бал, или даже дать ему взятку.

– Звучит кошмарно, – твёрдо сказала я. – Чтобы все понимали, скажу сразу, что я лучше дам вырвать себе зуб без наркоза, чем пойду на этот бал.

– Лив! – воскликнула мама, а Флоранс резко подняла брови и пробормотала что-то о лисице и зелёном винограде.

– Мне однажды рвали зуб без наркоза, – вмешалась Лотти. – И, поверь мне, тебе это совсем не понравится.

– Вырывали зуб без наркоза? – недоверчиво переспросил Чарльз, а Лотти кивнула.

– Мой дядюшка Курт – стоматолог. Плохой стоматолог, профан и садист, – бросив взгляд на Флоранс, она поспешно добавила: – Но он, тем не менее, не нацист.

– Тогда вы, наверное, совсем не любите стоматологов? – голос Чарльза звучал расстроенно. – То есть если у вас был неудачный опыт.

Лотти немного покраснела. Она едва успела начать новую сложнейшую конструкцию, в которой буквы цеплялись одна за другую и встречались слова «диконтер» и «мастотолог», как Кнопка уткнулась носом ей в подол и предотвратила худшее. Всё время, пока гости ели, наша собака просидела под столом, боязливо поглядывая на спящего кота, но тут, вспомнив о сегодняшней не совсем удачной утренней встрече, поняла, что Лотти надо спасать. Наша няня воспользовалась случаем, закрыла рот и схватила поводок. Кажется, ей давно пора выйти на свежий воздух. Или умыться холодной водой.

Флоранс проводила Лотти задумчивым взглядом.

– Какой у неё странный акцент, даже для немки, – сказала она очень тихо, и Лотти её не услышала (хотелось бы в это верить). – А какой вообще породы ваша собака?

Только я открыла рот, чтобы защитить акцент Лотти (если она не меняла местами буквы в словах, акцент полностью отсутствовал) и перечислить все породы, которые, как мы полагали, смешались в крови нашей Кнопки (список был очень долгим), как меня перебила Мия.

– Кнопка – чистопородный энтлебуховец, – объяснила она, не моргнув глазом. – Это очень редкая и дорогая порода швейцарских пастушьих собак.

Кнопка, бросившаяся следом за Лотти, на этих словах обернулась и посмотрела на нас. Вид у неё был совершенно редкий и дорогой. И милый, как никогда. У Лотти, которая ждала её у дверей, тоже.

– Какие же это отличные собаки! – с энтузиазмом поддакнул Чарльз.

Мия наклонилась над своей тарелкой и пробормотала, к счастью, гораздо тише, чем мама:

– Но ветеринары нам всё-таки больше нравятся.

Вилла Артура, точнее, его отца оказалась точь-в-точь такой, каким я себе представляла дом Эрнеста до первого совместного ужина. Широкие массивные ворота с видеонаблюдением на въезде, огромный сад, больше напоминающий парк, арка с колоннами, которая вполне сгодилась бы для фильма «Унесённые ветром», и настоящий фонтан в холле. Я с трудом могла себе представить, что в таком месте можно просто жить.

– Тут как в частной клинике для наркозависимых детей, у которых богатые родители, – прошептала я Грейсону.

– В чём-то ты права, – ответил он. – Хотя здесь всё наоборот – наркотики и спиртное раздают направо и налево.

– Моя мама пришла бы в восторг, – сказала я.

– Хм, – Грейсон почесал затылок. – Она немного отличается от других матерей.

– Да, ты тоже заметил? Кстати, я очень рада, что ты снова со мной разговариваешь.

По дороге сюда он лишь мрачно глядел перед собой. Когда я села в машину, Грейсон ограничился коротким «Привет», и больше ни одного слова не слетело с его губ за всё время поездки. Сейчас Грейсон пожал плечами.

– Так или иначе, я всё равно ничего не могу изменить. Ты тут, хотя я тебя предупреждал.

– Да, – довольно сказала я.

В машине на меня навалилась такая усталость, что я просто боялась заснуть рядом с молчащим Грейсоном. С этими практическими опытами и перестановкой мебели я совершенно выбилась из сил. Но сейчас снова чувствовала себя бодрой и готовой разделаться с парой-тройкой тайн.

Дверь нам открыл какой-то испуганный молодой человек, сказавший лишь:

– Молодёжная вечеринка происходит у бассейна, – и отправил нас в один из боковых коридоров.

Если верить Грейсону, это был личный секретарь папы Артура, который сегодня тоже устраивал вечеринку (папа Артура, конечно, а не секретарь).

Слово «небольшой» в представлении Гамильтонов приобретало весьма интересное значение. Например, «небольшой» бассейн был метров пятнадцать в длину, а само помещение оказалось огромного размера, больше всех тех домов, где мне приходилось жить. Очень многие предметы вокруг были сделаны из стекла, и от этого становилось как-то страшновато. Бросаться тут камнями совершенно противопоказано.