«Нет, все это пустые околонаучные спекуляции», – пытался отогнать от себя эти мысли Николай и снова переключился на «серых».
Эти существа были похожи на приматов с внедренными генами насекомых. Хотя это могло быть и результатом конвергенции. Но версия с насекомыми многое бы объяснила. Насекомые – несравненные мастера выживания. Они накапливают массу в десятки раз быстрее, чем млекопитающие. А насколько выше их сопротивляемость и живучесть… Они пережили динозавров. И людей они так же должны были пережить.
«Да, – продолжал размышлять Малютин. – Эти существа из Логова – тупиковая ветвь. Но те, что на свободе… они унаследуют Землю. Какие шансы будут у земной биосферы конкурировать с
Можно было скорбеть по поводу тех, кто не по своей воле стал монстром, но сохранил, как в глупых детских сказках, человеческое сердце. Но за этой пеленой нельзя было не заметить, что жалеть надо не только его.
Ведь победа осталась за ними. Будущее принадлежало не обычным людям с сорока шестью хромосомами, а таким, как он.
Вскоре Николай почти забыл об этом. Думая о Марине и подбирая слова, которые ей скажет, он даже не задумался о том, почему у него не болят раненые руки и почему он так легко сумел отыскать в темноте места для закладки зарядов.
Эпилог
«Берите машины и быстрее езжайте домой! Я вас догоню!» – прямо так я и сказал им – с видом голливудского супермена, которому не хватает только плаща за спиной.
Люди начали рассаживаться по грузовикам. Лица у них были, словно их выдернули с того света, прямо из-под носа у Смерти с косой.
Я добавил Семенычу, что приду в поселок самое позднее через пару дней. А сам остался и начал разбираться со взрывчаткой и детонаторами, которые составляли едва ли не половину поклажи из рюкзака погибшего майора (а точнее, убитого мной, хоть я и защищался).
Надо было завершить одно незаконченное дело. Все-таки Токарев (если это его настоящая фамилия) был прав, и это дьявольское логово надо ликвидировать, стереть с лица земли. Это надежнее, чем обыскивать все здание на предмет того, что где-то спрятана другая аппаратура или документация по эксперименту.
Хотя мотивы у нас были разные. Он хотел замести следы, руководствуясь правилами давно сгинувшей страны и ее спецслужб. Хотел заскрести лужу на полу, как ссыкливый кот. Мне же не было дела до их секретов. Я просто хотел убедиться, что ничто отсюда больше не вылезет. Казалось бы, куда уж хуже, если «вирус» уже преобразовал мир до неузнаваемости? Но, кто его знает. Штамм удивительно живуч. Я до сих пор не знаю, что это – вирус, бактерия, грибок или вообще что-то неизвестное науке. Я мог бы даже раздобыть электронный микроскоп и рассмотреть клетки этих тварей. И состав эмульсии или суспензии в ампулах Большеголового, которые хранились у него в ящике стола, в их логове. Но я не настолько квалифицирован. А те, кто могли понять – уже давно мертвы.
Мне понадобилось четыре взрыва, хотя у меня был подробный план корпуса с указанием всех уязвимых точек.
Какую же радость я почувствовал, когда здание начало оседать в клубах пыли. Секундой позже где-то внутри хлопнули несколько других взрывов, потом еще два. Даже здесь, на безопасном расстоянии, я почувствовал сильный жар. Что там могло сдетонировать? Ах да, несколько зарядов были термобарическими и выжгли там все изнутри – тем больше гарантий, что никакая субстанция не попала во внешнюю среду. Наконец, весь лабораторный корпус № 6 «сложился» как коробка, надежно похоронив самую страшную тайну нашего века.
Закончив работу, я увидел, что Большеголовый исчез. Вскоре я понял, что с ним случилось.
Я сел на свой велосипед и поехал в сторону Сергиева Посада, неспешно крутя педали. «Уралы» с освобожденными жителями Мирного были уже далеко. Но я и не хотел, чтобы они находились рядом, когда я выполнял работу взрывника. Но была и другая причина, по которой я отослал их. Я чувствовал, что со мной что-то происходит.
Но тогда это были только подозрения.
Когда я окончательно понял, что заразился? В тот момент, когда до меня дошло, что безлунной беззвездной ночью я могу видеть не только очертания машин на шоссе, но и читать их номера и различать дорожные знаки.
«Москва – 60 км».
До Мирного оставалось еще несколько километров.
С момента укола прошло больше двух суток. Таков, видимо, инкубационный период, с учетом разных факторов типа моего состояния здоровья и места, где находятся ворота инфекции. Сначала появилось жжение – именно в том месте, куда воткнули шприц. Я списывал это на обычное воспаление – от грязи. Я забыл прижечь эту ранку, хотя собирался это сделать. Хотя не думаю, что это помогло бы. Вскоре жжение распространилось на всю грудь и спину. А мои глаза стали теперь не моими: зрение изменило перспективу, поменялось восприятие цвета… и я стал видеть практически без света.
Вот так номер… Я не привык себе врать. Поэтому подумал сразу о самом плохом.