Настоящий бай скрывается где-то в темноте, у машин… тот, кто долго жил на Востоке, хорошо понимает, где власть, а где так… дерьмо.

– Салам алейкум, уважаемый…

– Я что, по-твоему, правоверный? – поинтересовался Аскер.

– Нет, уважаемый…

– А если так, зачем ты так ко мне обращаешься, оскорбляя и свою веру, и мою?[31] Или ты не знаешь моего языка, на котором только что кричал, как голодный осел?

– Зачем так говоришь, русский? И делаешь нехорошо. У нас есть убитые, у вас есть убитые. Нехорошо… Что родители скажут, когда им привезут труп их сына и скажут, что его убили русские. Что братья, сыновья скажут… а семьи тут большие, русский.

На месть намекает, гад. И на мятеж…

– Короче. Чего надо?

– Ты взял то, что тебе не принадлежит, русский. Отдай это нам, и мы уйдем, да. А ты жив останешься, будешь плов-баран кушать, с женщинами это делать…

Интересно, ты-то «это» делал когда-нибудь? Тут уже женщин не продают, как раньше на базаре, – но выкуп надо собрать, и очень немалый. Раньше – десяток баранов хорошим выкупом считался, а сейчас – за хорошую, девственную невесту из хорошей семьи, знающую Коран, не учившуюся в школе[32] – горстями золото отсыпают. Так что у такого урода, как ты, – опыт в этом деле ограничивается наверняка подпольными борделями, где ты, наверное, даже не платил, в полном понимании того, что полицейскому должны давать бесплатно.

Козел безрогий…

– Все сказал? Тогда я пошел.

– Не торопись, русский. Ты думаешь, мы тут душманы какие, да? Бандиты? Нет, русский, неправильно думаешь. Нам этот женщина отдали, и ее дети тоже отдали, да. Русские отдали, все без обмана, да. Зачем ты идешь против своих, русский. Нэхарашо это. Тут жив останешься – тюрьма посадят, да…

– Не душманы, говоришь. Ты ври-ври, да не завирайся. Кто на дом напал – ты думаешь, мы это не видели? Что ты мне тут вкуриваешь – чтобы русские на дом напали…

– Не мы напали, русский. Не мы напали, вот тебе клятва памятью отца[33]. Не мы напали. Мы только оцепление, дорога перекрыл, чтобы лишнего не видел, да. Потом русский сказал, что женщина бежал, мы и погнались. А ты стрелять стал, человек убил. Нехорошо, русский, делаешь, против своих же идешь…

Аскер сплюнул на землю, что было проявлением неуважения.

– Мне твои запутки до… матери. Хочешь еще пожить – пусть сюда мой непосредственный начальник приезжает, лично. И отдает приказ. Кто он – если ты от Зенита работаешь, то знаешь, о ком речь идет. Дошло? Ему сдадимся. Тебе… да я скорее на могилу отца нагажу, чем такому, как ты, сдамся, понял?

Из темноты выступил человек. Он стоял неподалеку, в темноте, в тени терриконов, но так тихо, что не был виден. Черная форма, очки, борода.

И оружие. На груди, наискось – переделанный «никонов», малоизвестный, выпускавшийся очень небольшими сериями автомат. Да еще с ночной оптикой, похоже…

– Салам, брат…

– Я тебе не брат… – хмуро сказал Аскер, – имя как?

– Ты не выговоришь. Ахмет зови, проще будет.

– Ахмет так Ахмет.

– По-мужски говорить будем, русский.

– Если так – этот что тут делает?

Ахмет поддел полицейского ногой.

– Пшел!

Полицейский спорить не стал – побежал так, что пятки засверкали.

– Еще пожелания есть, русский? Перед смертью?

– Есть. Чтобы твою жену – на твоей же могиле…

По местным меркам – это страшное оскорбление, чреватое поножовщиной, тем более что местные всегда носят с собой ножи-пчаки. Но Ахмет только улыбнулся.

– Нехорошо говоришь, русский. Это я твою жену на твоей могиле буду, веришь? Знаешь, сколько я в Ташкенте русских баб… и в Бухара, и в Самарканд, и в Верный… везде…

– Завязывай порно смотреть. Вредно для здоровья.