заставил охранника Лакобы задохнуться, резко перехватил ему руку, заломил и прижал к столу.

— Ходжаев, — голос Новикова звучал почти спокойно. — Что встал столбом? Помогай.

Ходжаев, уже получивший стараниями своего «домулла» третьего «кубаря» в петлицы,[96] зафиксировал вторую руку Канталия, окончательно обездвижив подследственного. Кирилл завалился на спину подследственного, вытягивая его руку на себя, и, словно бы греясь на пляже, спокойно спросил оцепеневшего от такого зрелища Майрановского:

— Григорий Моисеевич, ну? Вену я вам открыл, только гимнастерку надпороть.

Тот стряхнул с себя оцепенение и подбежал к столу. Ловко вспорол рукав гимнастерки Канталия скальпелем и сделал ему укол, точно попав в едва видневшуюся вену. После этого бывшего охранника подняли и, заковав предварительно в наручники, снова усадили на стул.

— Григорий Моисеевич, вы время засекли?

— Да-да, Кирилл Андреевич, все сделано.

— Ну, тогда дайте отмашку, как будет пора. А пока, — Кирилл нашел глазами Надежду, — Наденька, распорядись, чтобы нам сюда чаю принесли. А вот для этого орла кавказского — кофе покрепче, чтоб не сомлел раньше срока.

К утру допрос закончился. Поплывший от пентотала натрия Канталия взахлеб рассказывал все, что знал, слышал, думал и о чем только догадывался. Собрав все записанные показания, Новиков вместе с Чкаловым отправились к Ежову на доклад. Николай Иванович встретил их осунувшийся, с набрякшими от недосыпа веками:

— Ну, что скажете, следователи? — приветствовал он их. — Утро доброе?

— Да как сказать, товарищ председатель комиссии, — Чкалов задумчиво пожевал губами. — Как-то очень уж странно выходит.

Николай Иванович удивленно взглянул на Валерия Павловича, потом перевел взгляд на Новикова.

— Да ничего странного, — глухо сказал Кирилл. — Товарищ Чкалов все никак поверить не может, что жена, родственники и близкие друзья могут убить. Подло, предательски. Как в спину выстрелить… — Он протянул Ежову пачку исписанных бумаг: — Вот.

Ежов углубился в чтение, но в этот момент вошел Россохин в сопровождении двух привезенных из Москвы патологоанатомов. Он сел на стул и произнес только одно слово:

— Отравление.

Николай Иванович подпрыгнул на стуле, словно сел на шило, и, перегнувшись через стол, возопил визгливым, бабьим фальцетом:

— Это точно?

Россохин только кивнул головой. Врачи Беркович и Табачников принялись торопливо объяснять свое заключение, но Новиков прервал их:

— Товарищи, пробы крови и тканей взяли? Срочно на обработку Майрановскому.

Доктор Беркович, подхватив саквояж с пробами, быстро вышел, а Табачников еще задержался, что-то возбужденно рассказывая. Смертельно уставший, не спавший вторую ночь подряд Кирилл машинально прислушался к сбивчивым речам Табачникова.

— …я просто абсолютно уверен, что это — отравление! Если даже считать, что тот безграмотный неуч, который делал вскрытие, занес в тело какую- нибудь биокультуру, все равно нельзя объяснить такую скорость разложения.

Новиков напрягся. Где-то он уже слышал про подобные симптомы.

— С этого места поподробнее, пожалуйста, — попросил он. — Разложение чистое или сопровождается каким-нибудь необычным запахом?

Патологоанатом задумался, а потом неожиданно выдал:

— А знаете, товарищ майор государственной безопасности, ведь вы правы. Мне-то, дураку, сперва казалось, что пахнет просто разлагающимся белком, а вот теперь я отчетливо припоминаю, что пахло… — Он озадаченно почесал средним пальцем нос. — Пахло эдак… знаете ли… вот слегка на запах фосгена похоже… эдак вот… скошенным сеном как-то. Но картина отравления совершенно не соответствует фосгену.

Новиков встал и прошелся по комнате.

— Очень интересно, товарищ Табачников, очень интересно. «Зоман»? Или «Табун»? — бормотал он, вышагивая из угла в угол. — Их уже изобрели? Возможно-возможно… Хотя… Может, какой-то Кулибин отыскался?..

Остальные присутствующие следили за ним, точно завороженные. Вот Новиков остановился и коротко приказал:

— Товарищу Майрановскому передайте: пусть обязательно сделает анализ на фосфороорганику. И в частности — на амиды цианфосфорной и метилфторфософоновой кислот. Только пусть будет очень осторожен!

Председатель Совнаркома Грузинской ССР Герман Мгалобишвили проснулся в прекрасном настроении. Осторожно, чтобы не разбудить жену, он выскользнул из спальни, с аппетитом выпил стакан мацони, поданный прислугой, и принялся делать утреннюю гимнастику. Семикилограммовые гантели легко летали вверх и вниз в его сильных руках, а в душе просто-таки пели птицы. Ну и что, что за окном — декабрь? Птицы в душе плюют на времена года!

Этот проклятый сталинский «глухарь» наконец получил свое. И опасными остались только двое: проклятый гетверан

Вы читаете Офицер
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату