знакомая – та самая, в которой он ночевал последнюю неделю, в квартире на площади Победы. То ли из соседней комнаты, то ли из кухни доносился характерный телевизионный бубнеж.
В теле ощущались некоторая слабость и несобранность, но не сильнее, чем после ударной пьянки или чересчур энергичного футбольного матча. Зато голова была ясная и холодная, словно мозги промыли ментоловым шампунем.
Швед отбросил легкую накидку, заменяющую летом одеяло, и сел. Кроссовки нашлись около кровати – одна стояла нормально, а вторая валялась на боку. Тапок видно не было, поэтому Швед взял кроссовки в руки и медленно побрел в коридор.
– Очухался? – донеслось из большой комнаты. – Иди сюда, поговорим.
Голос был незнакомый.
Уронив кроссовки рядом с чьими-то туфлями (вероятно, их хозяином был обладатель незнакомого голоса), Швед вошел в гостиную.
– Здравствуйте, – поздоровался он.
– Привет, торопыга, – буркнул гость, выключая телевизор. – Садись.
Швед его знал, хотя видел редко и все время мельком. Звали гостя Юрием, и он долгое время был вторым человеком после Завулона в московском Дневном Дозоре, пока не стал первым в минском. Однако обязанности заместителя Завулона по Москве он вроде бы продолжал исполнять и потому в последние годы частенько курсировал по маршруту Минск – Москва и обратно.
Швед пересек комнату и уселся в кресло – точно так же совсем недавно он сидел перед Завулоном. Теперь вот вторая серия настала, на этот раз с замом.
– Воспоминания я уже вынул, – честно предупредил Юрий. – Но вопросы все равно остались.
Швед покосился на окно – было светло. Значит, уже утро или даже день. Сколько же он провалялся в беспамятстве? Часов семь? Десять? И сколько сейчас вообще времени?
Юрий расценил его молчание как готовность отвечать, поэтому начал допрос:
– Во-первых: как ты вычислил этот дом?
– А в воспоминаниях этого разве нет? – удивился Швед.
– Есть. Но ты не умничай, а отвечай.
– Можно я сначала в сортир? – взмолился Швед. – Надо!
Минско-московский маг ухмыльнулся, но ничего обидного не сказал, просто выдохнул:
– Иди…
И запрокинул голову, уронив ее на спинку дивана. Ну а Шведу, кроме всего прочего, выдалась минутка-другая собраться с мыслями и воспоминаниями.
Когда Швед вернулся, он был готов к любым вопросам. Ни вины, ни сожалений о ночной разведке он не испытывал. Стало быть – что терять?
– Отвечаю, – начал он, едва войдя в комнату. – У меня есть друг детства, не Иной. У него есть дочь, здесь учится, в Киеве. У дочери есть подруга, у которой, в свою очередь, есть бойфренд. С бойфрендом творились непонятные дела; мой друг, который недавно навещал свою дочь здесь, в Киеве, дал этой девчушке мой телефон и посоветовал обратиться.
– И ты не отказал… – с некоторым сомнением произнес Юрий совершенно без вопросительных интонаций.
– Видите ли, – продолжил рассказ Швед, – на меня помимо подъема киевского Дозора еще и расследование взвалили.
– Ну, положим, не на тебя, а на Дозор, – поправил Юрий.
– Да нету его еще, Дозора. Я да пара человек той же силы. Ну, научники-эксперты еще, вот и весь Дозор. Так вот, мне показалось, что этот случай вполне может быть связан с расследованием. И по-моему, я не ошибся.
– Ты его видел? Бойфренда этого.
– Живым – нет. Видел его комнату в съемной квартире, там считал ауру. В доме на Мельникова видел место, где он сидит и якобы работает.
– Якобы?
– По-моему, эта контора существует исключительно для отвода глаз. Реально там сидят какие-то непонятные упыри и качают из людей силу. Вон сколько мумий в подвале, с полсотни, не меньше.
– Ты видел меньше десятка.
– А что еще может найтись в других комнатах? Там тоже трупы, это же очевидно.
Юрий хмурился.
– Очевидно… Сам не видел – не спеши выводы делать, салага, – сказал он недовольно. – Ладно, поехали дальше. Ну, позвонила тебе девчушка та, ну, поглядел ты на их хату. Что потом?
– Она дала визитку с адресом фирмы… То есть это я сначала решил, что там адрес фирмы. На самом деле по этому адресу нашлась развалюха на Татарке с каким-то дедом-отшельником. По всей видимости, он фильтрует кандидатов в кормушки для упырей с Мельникова.