На нее сверху вниз смотрел старик. Мешки у него под глазами сморщились, как старая бумага, а волосы и закрученные длинные усы были уже даже не седые, а цвета выцветшего пергамента. Морщинистая коричневая кожа и тщательно причесанные волосы, благообразно уложенные и схваченные черной лентой, придавали ему торжественный вид, как на старых портретах президентов в школьных учебниках Сентябрь. У старика было приятное округлое брюшко, большие щеки, а из мясистых и по-волчьи мохнатых ушей торчали пучки серого меха. Одет он был в ярко-синий костюм, ослепительный посреди заснеженного леса. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, предплечья были покрыты матросскими татуировками. Несколько мгновений они глазели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.

– Ваш костюм… великолепен… – прошептала Сентябрь, внезапно смутившись.

Мистер Мапа пожал плечами.

– Вообще-то, – сказал он как нечто совершенно логичное, – мир состоит в основном из воды. К чему притворяться, что это не так?

Сентябрь придвинулась поближе, может быть, даже ближе чем позволяли приличия, и увидела, что его костюм – это карта, разлинованная и подписанная. Пуговицы на его куртке были зелеными островами, запонки тоже, а пряжка ремня, сделанная из огромного сверкающего изумруда, изображала самый большой остров из всех. Форму этого острова Сентябрь узнала. Она уже видела эти очертания, хоть и всего секунду, пока летела кубарем вниз из таможенного пункта. «Это Волшебная Страна», – подумала она.

Мистер Мапа отступил из дверного проема и вернулся к работе. Сентябрь последовала за ним. В маленькой комнате главенствовал большой мольберт, на котором мистер Мапа писал морского змея, очерчивающего границы бурного океана, омывающего, в свою очередь, небольшой архипелаг. Все поверхности в домике были заняты картами – топографическими, геологическими, подводными, картами плотности населения, художественными и даже секретными военными. Незанятым оставалось только место для единственного стула, мольберта и стола, заваленного красками и перьями. Сентябрь аккуратно прикрыла за собой дверь. Дверь сама захлопнулась, где-то в глубине ее щелкнул замок.

– Простите, мистер Мапа, но та леди-алхимик сказала, что вы знаете, где найти моих друзей.

– И откуда же мне это знать? – Мистер Мапа лизнул ручку. Язык его был черный – полный чернил, которыми и наполнилось перо. Он вернулся к своей карте. – Сдается мне, что другу лучше знать, где его друзья.

– Их… утащили. Двое львов, это львы Маркизы. Она говорила, что они черпают силу из сновидений, но я тогда не понимала… а теперь, кажется, поняла.

– Знаешь, где я выучился моему искусству? – беспечно спросил мистер Мапа, отхлебнув бренди, который, казалось, сам материализовался у него в руке. Сентябрь могла поклясться, что не видела, чтобы он брал его с приставного столика. – Хххтотм! – медленно выдохнул он и облизнул губы. – Поверь мне, это не праздный вопрос. Я, как корабль, всегда возвращаюсь в порт, из которого отплыл.

– Нет, мистер, я не знаю.

– В тюрьме, мой котеночек. Там, где можно научиться всему, чему стоит учиться. В тюрьме нет ничего, кроме времени. Время тянется целую вечность. Можно резаться в «Мрачные руины», или заняться санскритом, или выучить наизусть все стихи о во?ронах (таких сейчас насчитывается ровно семь тысяч девяносто четыре, но одна бездарная крыса в нашем городке упорно сбивает меня со счета), и все равно в твоем распоряжении останется еще столько времени, что с тоски помрешь.

– А как вы оказались в тюрьме?

Мистер Мапа снова пригубил свой бренди. Он закрыл глаза и встряхнул своими глянцевыми кудрями. Сентябрь он тоже предложил отхлебнуть, и та, утратив последние претензии на осторожность, сделала большой глоток. От вкуса жареных орехов и жженого сахара она закашлялась.

– Так всегда бывает со старой гвардией, лисичка, можешь не сомневаться. Мы заставляем этот мир вертеться. А когда мир меняется, он задвигает нас поглубже, чтобы мы не раскрутили его в другую сторону. – Мистер Мапа открыл глаза и печально улыбнулся. – Кстати сказать, я когда-то был на стороне Королевы Мальвы и любил ее.

– Вы были солдатом?

– Я этого не говорил. Я сказал, что был на ее стороне. – Мистер Мапа слегка покраснел, точнее, посинел, как будто у него под кожей разлились чернила. Он смущенно прядал своими волчьими ушами. – Ты еще юна, моя лань, но наверняка сможешь меня понять. Когда-то ты могла называть меня «сэр», и никто бы тебя не поправил.

– Ох! – выдохнула Сентябрь.

– Ххтотм, – сплюнул мистер Мапа. – Все прошло, миновало, стало историей, остались лишь старые песни да старое вино. Она теперь всего лишь очередная королева в школьной программе.

– Мой друг Вивернарий… ну, он виверн… так вот, он говорит, некоторые верят, что она все еще жива, где-то в подземелье или где там Маркиза держит народ в заточении…

Мистер Мапа посмотрел на нее. Уголки его печальных глаз поникли. Он попытался улыбнуться, но получилось не очень.

– Я встретил в тюрьме одну даму, – продолжал он, будто Сентябрь и не говорила ничего. – Она была из ярлоппов. Они хранят все свои воспоминания в ожерельях, которые не снимают нигде и никогда. Поэтому они навсегда запоминают все, что видят. И вот эта ярлоппа – ее звали Лиист, и какие же