– Я знаю, куда идти. И знаю, что здесь ищу. Это главное.

– Значит, была.

Миалинта не стала со мной спорить. Первой пошла на спуск. За ней вереницей последовали остальные.

Стоял третий час от полудня, солнце давно ушло за кромку тумана, но здесь еще было светло – сверху хорошо просматривались первые жилые ярусы. По земляным стенам провала кругами тянулись деревянные пристройки, а в центре этих кругов зияла мрачная бездна. Ее наполняли всевозможные испарения – так дышало подземное селение.

Мы шли по широким сходням. Здесь все выглядело подгнившим, непрочным, поэтому я старался шагать аккуратно, боялся подступить к краю, огороженному хлипкими перилами.

Толстые сваи, горизонтально вбитые в землю и служившие опорой для веранд и мостовых, были выкрашены в синее. На уровнях горели светильники, но их было немного. Желтые призраки, застывшие в таинственном сумраке.

Мы спустились на улицу первого яруса. Шириной – не больше десяти локтей. Некоторые доски проломлены и наспех залатаны неотесанным горбылем. Это не мешало местным жителям вести по улице манников, мягконосов и другой домашний скот. Навоз просто смахивали метлами в бездну. Здесь даже проезжали телеги, запряженные худыми бедняками. Веревочные крепления столбов и свай были расшатаны; мостовая под ногами дрожала, если рядом провозили груженую тачку или заполненную землей конгу. Мне стало не по себе. Казалось, что вся эта деревянная паутина может обрушиться и унести нас во мрак вслед за Искарутом.

Миалинта уверенно шла по улице, обходила торговцев молоком и чистильщиков обуви – они бесплатно обшаркивали старой щеткой ботинки сельчан, выходящих из села или в него возвращавшихся. Из всех наших фаитов только двое прежде бывали в Подземелье, поэтому большинство с удивлением осматривали его устройство. Дочери наместника приходилось оглядываться и поторапливать нас.

Вскоре начались двери, за которыми скрывались сельские дома-землянки, и ответвления в сельские тоннели-переулки – по словам Швика и Шверка, их длина редко превышала двадцать саженей, так как дальше влияние калургера заканчивалось и земля кишела паразитами. Только самые бедные жили в тупиках этих тоннелей.

– Да, в земле всегда хватает пакости! – поморщился Громбакх.

– Один гортанник чего стоит! – согласился Шверк.

– Уф! – Швик с показным отвращением почесал легкую щетину на шее.

– Нашел о чем говорить! – Охотник сплюнул под ноги.

– Кто это? – поинтересовался я.

– Гортанник.

– Горловой паук.

– О да! – Шверк, улыбнувшись, передернулся. – Мелкий, бесшумный.

– Проползает тебе в рот или в ноздри.

– Чаще в рот.

– Это да.

– И откладывает на стенках гортани яйца. Там и помирает.

– Во сне проглатываешь его и не замечаешь.

– В добрую Гунду! – проворчал Громбакх и стал торопливо смазывать носовые бурки.

Его можно было понять. В Подземелье запахи были не самыми приятными.

– Все начинается с кашля, – продолжали близнецы.

– Да, просто кашляешь. Горло саднит.

– Потом начинается жар. Но легкий, почти незаметный.

– С таким даже к лекарю не ходят.

– Потом в слюне все чаще замечаешь примесь крови.

– Но тоже не страшно. Мало ли что бывает.

– А потом они из своих яиц вылупляются.

– Вылупливаются. Так правильнее.

– Неважно. Важно, что они бегут наружу.

– То есть по языку, по губам.

– О да… То еще представление.

– Чаще всего это ночью бывает. Человек спит, а у него изо рта разбегаются мелкие коричневые паучки.

– Но бывает и днем. Когда с кем-нибудь говоришь.