окружила мгла, тоннелем почти перестали пользоваться. Только сточные ложбины продолжали шуметь за перестенком.
Мы шли молча. Каждый держал свой факел, купленный в хозяйнике Подземелья. Пропитанные дешевой огневой солью, они горели слабо, дрожащим голубоватым пламенем. Громбакх изредка подшучивал над Теором, но даже сам не смеялся над своими шутками. После моего разговора с Мурдвином всем явно стало не по себе. Каждому было о чем подумать. А я только жалел, что Миалинта не рассказала мне заранее, кто такой Мурдвин на самом деле. Я бы задал ему совсем другие вопросы. Но, возможно, именно этого опасалась дочь наместника и была по-своему права.
В правой стене тоже встречались двери. В отличие от дверей слева, они были укреплены медными пластинами и открывались только изнутри – снаружи не было ни ручек, ни замочных скважин. В их мутных хрусталиновых окошках с нашим приближением неизменно появлялись лица людей. Кто-то следил за нами. Должно быть, там жили смотрители тоннеля.
Вздохнув, я опять бросил взгляд назад. Мы прошли не больше двух верст. Еще можно было вернуться. Опять спуститься вниз. Добраться до трухлявой двери. Зайти в сырую землянку и вновь поговорить с Мурдвином. Но я знал, что не сделаю этого. Последние слова старика удерживали меня. Нужно было скорее возвращаться в город.
Еще в «Хозяйнике Анаэллы» перед выходом в туман я успел расспросить близнецов-портных о Подземелье Искарута. Узнал, что это – село, построенное в стенах древнего провала. Таких отвесных провалов в Землях Эрхегорда насчитывалось тридцать два. Друг от друга они отличались только шириной: от самого широкого на Юге, окружность которого превышала две версты, до самого узкого в полверсты на Западе.
Эти провалы чаще называли на ворватоильский манер – «калургер»[21]. О том, куда они ведут и где заканчиваются, никто не знал. В них скатывали валуны, но ни всплеска, ни грохота не слышали. Немыслимая глубина говорила о природном происхождении, но стены всех калургеров, насколько удавалось спуститься исследователям, были почти гладкими. Да и сами отверстия в земле были в виде ровного круга. Их будто нарочно вырыли, и задолго до прихода ворватоильских переселенцев.
Провал возле Багульдина назвали по имени мятежного наместника, который в Темную эпоху поддержал княжество Айнур, за что и поплатился жизнью – тройственный суд приговорил его к смерти без дополнительных разбирательств. Искарута сбросили в калургер вместе со всеми членами семьи, включая новорожденного сына. Годы спустя до Багульдина дошли слухи, будто тела наместника, его жены и младенца нашли вмерзшими в ледяную скалу Кумаранских гор, всего в сотне верст от Таильской пещеры. Правда это или нет, никто не знал.
Первый калургер был обнаружен еще Энионом Прародителем, дедом Эрхегорда Великого, в годы, когда он шел по следу Предшественников – в надежде найти руины их городов. С тех пор, вплоть до правления Наилтиндора Тихого, провалы прикрывали деревянными конусами, а подходы к ним скрывали от простых людей. Книжники опасались, что на дне калургера спят древние существа – калурги, – рожденные бесчисленные века назад и настолько сильные, что смогли самостоятельно вырыть для себя такие норы. Поговаривали, что именно калурги разграбили и вытоптали поселения Предшественников, что таким гигантским хищникам не страшна сила лигуров. Деревянный колпак был придуман, конечно, не как преграда для обитателей глубин, а как защита от людей – их интерес мог пробудить калургов, если они в самом деле существовали.
В Темную эпоху колпаки всех провалов на Западе были разбиты. Тогда вниз полетели первые валуны.
Их бросали нерлиты – последователи Бауренгорда Темного, мечтавшие найти последнего Предшественника, которого, по их мнению, вывез из Кумаранских гробниц и спрятал сам Эрхегорд Великий. Нерлиты хотели разбудить калургов в надежде, что те уничтожат все пять враждующих княжеств, а с ними и саму ойгурию, осквернившую Зиалантир своими строениями. Несмотря на все их усердие, никто из провалов не вылез.
В Эпоху Преображения калургеров уже не боялись. Старые колпаки давно изгнили и осыпались, а новые строить никто не собирался. Более того, провалы стали использовать как бездонные свалки. Если рядом велась какая-то добыча или просто стоял город, то в калургер общим потоком сбрасывали мусор, отходы, туши зараженных животных, туда же направлялись канализационные стоки и сваливались тела бедняков, родственники которых не могли позволить себе похороны, тела казненных преступников, переносчиков чумы, сильнеса[22] и сумасшедших, приговоренных к изгнанию, но не способных покинуть город самостоятельно.
Наконец калургеры заинтересовали бедняков. Провалы отталкивали всякую живность. Возможно, это объяснялось какими-то испарениями, которые поднимались со дна, но были неприметны для человеческого обоняния. В калургеры не залетали ни комары, ни птицы. Звери не подходили к кромке ближе чем на десять локтей. Даже черви не тревожили эту землю. К тому же в провалах было умеренно тепло – и жарким летом, и в студеные зимы.
Все началось с небольших построек на краю. Затем бедняки научились делать навесные жилища с того края калургера, откуда не сливались отходы. Теперь такие селения стали значительно больше. Люди выбивали в земляных стенах комнаты, крепили балки и укладывали на них дощатые настилы. Рыли глубокие тоннели. С каждым годом подземные селения опускались все глубже. В них появлялись свои таверны, мастерские и даже училища. Уровни были соединены лестницами. Теперь сверху было не разглядеть нижних этажей – беднякам там приходилось жить во мраке, позволить себе свечи и масло для светильников они не могли.
Таким было и Подземелье Искарута – признанное законом селение. К этому калургеру вело два подземных тоннеля: от кузен под ратушей Багульдина и от Карнальской каменоломни. И те и другие сбрасывали в провал свои отходы.
– Ты здесь уже была? – спросил я Миалинту, когда мы приблизились к спуску в Подземелье.
Дочь наместника нерешительно посмотрела на меня и прошептала: