– Есть такое, – тут уже старик шептать не стал. – Мой собственный перевод американского автора конца двадцатого – начала двадцать первого века. Короля ужасов…

– Ну, давай же вкусим теперь мнимых страхов, чтобы страхов реальных потом не бояться, – философски заметил Тихон.

– Хорошо ты это сказал, про мнимые жахи, – одобрительно кивнул Сэмэн. – Надо бы запомнить.

Стихомант тем временем кинул в кальян вторую половинку термотаблетки и порошок из другой банки. Чуть поутихший жар вновь усилился. Друзья прикрыли глаза и откинулись на тюфяки.

Ждать долго не пришлось, старик завыл замогильным зычным голосом:

Веки обоих путешественников начали мелко дрожать, и в воображаемом стробоскопе представились им мрачные картины. Мохнатые слоны летели по небу, расправив, словно крылья, перепончатые уши, вытянув вперед и вверх хоботы. Но страх забирал не от этого…

Душа замирала от осознания неумолимого движения времени. Туда ли, обратно ли… Времени это не важно. Ему лишь бы течь, и поток этот перетирает людей, словно жернова зерно. В крупу, в муку… И, погрузившись в глубины гробового ужаса и смертной тоски, визионеры вдруг получили отдохновение, словно в промозглом склепе вдруг повеяло теплом. Внутренняя дрожь сменилась неожиданным покоем.

Покой и радость, какие нахлынули на Тихона и Сэмэна, возможны стали только после ужаса, который они испытали в начале композиции. Только после проливного ливня особенно ярко и приветливо светит солнце. Только после трескучих морозов невероятно радуют проталины и ручьи. «Только во тьме свет, только в молчании – слово…» И эта фраза… Откуда она пришла Тихону на ум? Из прошлого, далекого прошлого? А может быть, из будущего, и довольно близкого?

– Ух, пробрало! – фыркнул Сэмэн, словно выныривая из холодной воды. – А еще такого же можно?

Тихон промолчал. Добавить было нечего, он тоже хотел продолжения, и опять в том же духе. Как говорил один его старый друг, чтобы душа свернулась, а потом опять развернулась.

– Можно, – с готовностью кивнул стихомант. – Только это уже будет отечественная подделка.

– Годится, – кивнул Сэмэн.

В кальян полетела еще одна термотаблетка, друзья снова блаженно откинулись, и старик загудел утробно:

Когда композиция закончилась, Тихон понял, что его отпустило. Все напряжение последних дней словно соскользнуло с плеч, и только теперь Тихон понял, как этот груз давил его. А теперь – не давит. Прошлое прошло. Теперь можно смело и решительно двигаться вперед. Нет-нет, Тихон не обольщался на тему ожидающей их впереди спокойной жизни, он понимал, что будущее готовит для них новые трудности и препятствия, потребующие преодоления. Но теперь у него были силы смотреть вперед.

– «Голоса», вы сказали, так?

– «Голоса»? Оно конечно… – Старик странно посмотрел на Тихона. – Но имейте в виду, это продукт непростой. Вы уверены? Может, что-нибудь другое?

– Я уверен.

Тихон сам не знал, отчего его заинтересовал именно этот сет. Сэмэн молча кивнул – он полностью доверял другу.

– Хорошо.

Стихомант полез в глубь вещевого завала, долго копался там, ругался вполголоса. Наконец достал на свет гроздь засохших плодов, разложил маленькую жаровню, быстро разжег пламя и принялся по одному бросать плоды на противень. Сморщенные виноградины закипели и дали сок, который стихомант тут же собрал ножом и перелил в маленькую колбу, добавив туда по щепотке из разных пузырьков. Потом закупорил колбу резиновой пробкой и тщательно потряс, перемешивая содержимое.

Пить получившийся декокт вопреки страхам Тихона было не нужно. Только нанести немного на верхнюю губу. На вопрос, зачем он столько приготовил, если так мало нужно, старик ухмыльнулся и ответил, что заказ один не ходит, и, значит, скоро кто-нибудь еще да придет за «Голосами».

– Разве вы не будете читать стихи? – удивился Тихон.

– Не подействовало пока, – сердито насупился стихомант. – Чего горло зря драть? Вот зацепит тебя, тогда и потолкуем.