– Зови Степаном.
– А по отчеству?
– Обойдусь, не такой и старый.
По сравнению с нами явно постарше будет. Годов не как нам с Жоркой, вместе взятым, но лет сорок ему будет, наверно.
– Хозяин барин, – махнул Байстрюку в сторону стола, да и сам уселся.
Гринюк отставил винтовку в сторону, но так, чтобы можно достать, особо не тянувшись, и тоже уселся. Когда садился, рубаха, что висела навыпуск, прижалась к телу, и стало заметно, что за пояс что-то заткнуто. На «наган» не похоже – скорее, пистолет.
Выпили, закусили квашеной капустой и чем-то, что я посчитал мочёной репой. Почему? Не знаю, никогда не пробовал репу, по крайней мере, не помню такого случая, а уж мочёную и подавно, но вот так в голове сложилось.
– Где домочадцы?
– В подполье сидят. Там, небось, всё село сейчас. В подполье.
– В общем, так, Степан, оружие придётся сдать.
– Это с какого такого хрена?
– А с такого, что в других деревнях уже сдали. Слышал?
– Краем уха.
– Вот теперь и сюда добрались.
– Германцам каюк?
– Ага, – Жорка зло усмехнулся. – И прихлебателям их тоже будет, коли не одумаются.
– Сержант, отставить.
Вот сегодня мне игра в хорошего и плохого следователя совсем не нужна, мне сейчас нужно показать наличие единоначалия.
– Да, немцев в селе больше нет.
– Вернутся, – Гринюк разлил ещё по стопке, но пить не спешил.
– Вероятно.
– Цех сожжёте?
– Нет. Зачем? Станут скотину дальше увозить. Оно нам надо?
– Второй раз они на это не попадутся.
– Как говорил один сказочный герой, кстати, людоед по совместительству, пожуём – увидим.
– Даже так. А не слишком? Германец на сказочное чудовище как-то больше смахивает.
– А мы поднапряжёмся. Ну, так что надумал?
– Куда так гонишь?
– Время – жизни. Твои, кстати, не решат последовать примеру, пострелять там или ещё чего?
– Кто ж их знает, но думаю, сдадутся. Слухи, что в других деревнях прошло всё более-менее тихо, дошли. Ну, акромя мордобоя, – хозяин хитро покосился на надувшегося Жорку.
Как же быстро у них здесь слухи распространяются.
– Мордобой, это можно. Но только сегодня, для симметрии, не моему бойцу харю начистят.
– На меня намекаешь? – Степан почесал здоровый, чуть ли не с мою голову, кулачище.
– Ага. А ты что думал, нам тебя целовать надо? Уж по чавке ты всяко заслужил. Ведь заслужил, а?
– Ну, не без этого, может и заслужил, – нехотя выдавил здоровяк.
– Не бойся, бить будем аккуратно, но сильно. Нет худа без добра, синяк немцам предъявишь – мол, застали врасплох и глумились краснопузые.
– Это, конечно, да. Но меня, знаешь ли, в селе ещё пока никто не уложил ни разу, да и из соседних деревень тоже. Неохота, понимаешь, уважение терять. Давай-ка ещё выпьем, да отправишь ты своего бойца погулять, а мы пока обсудим дела сложившиеся.
Жорка снова вскинулся, готовый встать на мою защиту, но я успокоительно положил ему руку на плечо.
– Давай, – снова выпили. – Сержант, пойди проверь секреты, что вокруг дома, людей успокой, но напомни и о бдительности.
– Так вот, – продолжил Гринюк, когда мы остались одни, – авторитет мне терять нельзя, тебе же и невыгодно.
– Интересно, вот с этого места поподробнее.
– Германец считает, что надолго пришёл. Но так многие думали. Через год или через десять, но он всё одно уйдёт, а огребать за чужие грехи я не хочу.
– За свои не боишься?
– За свои отвечу.