бесстрастное выражение лица. А вот Ксения даже не стала пытаться. Она задохнулась от возмущения:

– Как они могут отдавать такой приказ?

Лер нахмурился. Арсус озадаченно скреб бороду.

Никто не решался заговорить.

– В конце концов, мы солдаты, а это приказ, – наконец сказал Лер. – И мы не должны его обсуждать.

– Лер, да как ты вообще можешь говорить такое? – закричала Ксения. – Ты представь себе хоть на минуту, что мы это делаем! Ты на это способен? А ты, Хан? Арс, а ты?

– Мы не должны обсуждать приказ, тут Лер прав, – сказал Арсус.

– К тому же посуди сама – или двадцать с лишним, или один, – Хан так же, как и все остальные, избегал прямо озвучивать ответ центра: вокруг них стояли дети.

– Я не дам вам это сделать, – заявила Ксения. – Вы потом сами себя ненавидеть будете.

– Ты готова пожертвовать всеми ради него одного? – уточнил Арсус.

Ксения опустила глаза и задумалась на мгновение. Потом посмотрела на друзей и твердо сказала:

– Должен быть другой выход.

Старый капитан сидел, привалившись к поручням, на верхней палубе корабля. «Альбатрос» погибал на скалах. Море уничтожало его медленно, но уверенно. Но смерть судна не была напрасной. Капитан верил, что, сев на рифы, корабль дал им то самое драгоценное время, которое было нужно для спасения детей.

Он любил их. Его всегда восхищало, что почти невозможно угадать, кем они станут, когда вырастут. Он пытался разглядеть, угадать их характеры, восторгался острым умом или светлой наивностью. И никогда не забывал, что рано или поздно каждый из его маленьких пассажиров превратится во взрослого человека. Поэтому уважал и относился к ним как к взрослым. Заранее. Дети очень ценили такое обращение.

Старик повернулся к Вите. Связанный мальчик с белыми глазами почти в такой же позе, как и он сам, полулежал рядом.

Кто же это такой? Человек или дьявол?

Как могут в маленьком мальчике жить два существа сразу – юный ученый, достойный восхищения, и кто-то совсем иной, умеющий вызывать бури легким движением рук?

Мальчик был крепко связан, но, даже скрученные веревкой, его кисти продолжали едва заметно подрагивать, подкручивая ураган. Капитан кинул взгляд на стену бури – она отодвинулась еще немного дальше от корабля, и это было замечательно. Возможно, у них есть шанс?

Сердце опять скрутило острой тянущей болью, отозвалось в руке, грудь сдавило, словно тисками. Он вдохнул поглубже, постарался расслабиться, усилием воли отогнал панику и страх. Надо сосредоточиться на мыслях.

Старик вспомнил слова Хана: «Ты что, заклинатель ветра?» Неужели маленький мальчик способен на такое?

Он вспомнил сегодняшний день. Как Витя был рад оказаться на корабле, как сидел с блаженным выражением на лице и смотрел на воду. И не было никакого ветра, светило солнце, и «Альбатрос» радостно шел навстречу легким волнам… и своей гибели.

Когда же ветер усилился? Сразу после драки мальчишек – вот когда! А ведь Витя их честно предупреждал о шторме. Потом еще этот Артем, будь он неладен… И сразу ветер стал еще сильнее, вспомни же, Василий Семенович! Мальчик еще говорил, что хотел остановить его – но не смог. Он хотел их спасти!

Капитан снова взглянул на Витю. Тяжело повернулся, снова вздрогнув от боли в груди, прикоснулся к ледяной щеке мальчика. Слеза выкатилась из закрытых глаз и повисла на смуглой щеке Вити. Повинуясь неясному порыву, старик, никогда не имевший детей, развязал веревки, стискивающие Витю, обнял его и прижал к себе. «Надо согреть мальчика, – думал он, – совсем замерз пацан».

И неожиданно для себя капитан запел тихим хриплым голосом колыбельную, что помнил с того дня, когда впервые услышал ее от матери, качающей люльку.

Он путал слова и мотив, но с первыми же нотами что-то неуловимо изменилось – будто дрогнуло Витино лицо, чуть расправились суровые складки на чистом детском лбу. И старик пел, повторяя слова старой колыбельной:

Капитан закрыл глаза и вновь услышал пощелкивание лучины, что горела в избе, и почувствовал, что мама – давно ушедшая мама, чье лицо почти стерлось из памяти, и остался лишь образ, – сейчас где-то совсем рядом. Слеза покатилась по его морщинистой щеке. И вдруг он понял, что ледяной ветер, который пронизывал его до самого сердца, становится теплее и мягче.

Василий Семенович взглянул на Витю. Страшный оскал ушел с лица мальчика, и глаза были просто закрыты, будто он спал обычным детским сном. Усталое лицо осунулось, стало взрослее. Руки расслабились и больше не двигались.