кажущейся сплошной стены, и Конан увидел, как в ней распахнулась дверь. Он изумленно выругался. Ему приходилось бывать здесь днем, в прошлые времена, но тогда он не заметил здесь никакой двери. Однако сейчас они вбежали в нее, и дверь захлопнулась за ними; слабо щелкнул замок. Звук был обнадеживающим, но спутники поторапливали Конана – обстановка была им явно знакома, и они целеустремленно двигались куда-то, поддерживая его с обеих сторон под локти. Создавалось впечатление, что они идут по какому-то туннелю, и Конан чувствовал, как дрожит у него на руках Альбиона. А потом впереди возник проем, который он заметил только потому, что там было чуть посветлее, и они устремились в него.

Затем последовала вереница неосвещенных дворов, тенистых переулков и извилистых коридоров, по которым они шли в полном молчании, пока не оказались в ярко освещенной комнате. Где она находилась, Конан не мог и предполагать, поскольку столь сложный маршрут сбил с толку даже его первобытное чувство направления.

Однако же в комнату вошли отнюдь не все его сопровождающие. Когда дверь закрылась, Конан увидел перед собой всего одного человека, очертания худощавой фигуры которого скрывал тяжелый плащ с капюшоном. Но вот мужчина отбросил его на плечи, открывая бледный овал лица со спокойными и приятными чертами.

Король поставил Альбиону на ноги, но она по-прежнему прижималась к нему, испуганно оглядываясь по сторонам. Комната оказалась большой; стены ее были частично задрапированы черным бархатом, а на мозаичном полу лежали толстые ковры, которые заливал мягкий свет золотых ламп.

Конан инстинктивно накрыл ладонью рукоять меча. Рука его была забрызгана кровью, следы которой виднелись и на горловине ножен, поскольку он сунул туда меч, не вытерев его.

– Где мы находимся? – требовательно осведомился он.

Прежде чем ответить, незнакомец отвесил ему низкий поклон, в котором исполненный подозрений король не усмотрел и следа насмешки.

– В храме Асуры[24], ваше величество.

Альбиона приглушенно вскрикнула и еще крепче вцепилась в Конана, со страхом глядя на черные арочные двери, словно ожидая, что оттуда вот-вот ворвутся неведомые твари.

– Не бойтесь, миледи, – сказал их проводник. – Здесь никто не причинит вам зла. Забудьте о глупых суевериях. Если уж ваш монарх был настолько уверен в чистоте и невинности нашей религии, что защитил ее от посягательств невежд, то одной из его подданных нечего опасаться.

– Кто ты такой? – пожелал узнать Конан.

– Меня зовут Хадрат. Я – жрец Асуры. Один из моих последователей узнал вас, когда вы пришли в город, и сообщил об этом мне.

Конан презрительно фыркнул.

– Не бойтесь того, что и другие тоже узнали вас, – заверил его Хадрат. – Ваш маскарад обманул бы любого, кроме последователя Асуры, чей культ призывает искать истину под маской иллюзии. За вами следили до сторожевой башни, после чего несколько моих людей вошли в туннель, дабы помочь вам, если вы вздумаете вернуться тем же путем. Остальные, включая и меня, окружили башню. А теперь, король Конан, мы ждем ваших распоряжений. Здесь, в храме Асуры, вы – по-прежнему король.

– Прочему вы рискуете ради меня своими жизнями? – спросил король.

– Вы были нашим другом, когда сидели на троне, – ответил Хадрат. – Вы защищали нас, когда жрецы Митры намеревались изгнать нас из страны.

Конан с любопытством взглянул на него. До сих пор ему не доводилось бывать в храме Асуры, и он даже не знал, что в Тарантии есть таковой. Жрецы этой религии имели привычку скрывать свои храмы от посторонних глаз. Культ Митры доминировал в подавляющем большинстве стран Хайбории, но и поклонники Асуры не переводились, невзирая на официальный запрет и антагонизм общества. Конану рассказывали страшные истории о тайных храмах, в которых на черных алтарях беспрестанно воскуряли фимиам и похищенных людей приносили в жертву свернувшемуся кольцами змею, чья голова на длинной шее покачивалась в тени.

Преследования вынудили жрецов Асуры с потрясающим искусством прятать свои храмы и маскировать ритуалы; а их изоляция, в свою очередь, порождала еще более чудовищные россказни и подозрения в злокозненности.

Но Конан, обладая веротерпимостью варвара, отказался преследовать почитателей Асуры сам и не позволил этого другим на тех основаниях, что были предъявлены ему: слухов и бездоказательных обвинений. «Если они занимаются черной магией, – заявил он тогда, – то разве можно победить их преследованиями? А если они ею не занимаются, то и зла от них быть не может. Кром и его дьяволы! Пусть люди молятся тем богам, каким хотят».

Хадрат с поклоном предложил ему присесть, и Конан устроился на троне слоновой кости, предложив Альбионе занять соседнее кресло, но она предпочла золотую скамеечку у его ног, прижавшись к его бедру, словно ища утешения в близости. Подобно большинству правоверных почитателей Митры, она испытывала инстинктивный ужас перед культом Асуры и его последователями, который впитала с молоком матери, слушая жуткие истории о человеческих жертвоприношениях и божествах в образе человека, бродящих по погруженным в вечный сумрак храмам.

Хадрат стоял перед ними, почтительно склонив непокрытую голову.

– Чего изволите пожелать, ваше величество?

– Для начала – что-нибудь поесть, – проворчал он, и жрец ударил серебряным билом в золотой гонг.